Забайкальцы. Книга 3 - страница 56

— Да оно-то верно. А ну-ка я поговорю со старшим.

Дед придержал коня, оглядываясь, подождал старшего конвоя.

Остановились уже на самом хребте. Конвоиры снова сели на коней, с винтовками наизготовку окружили арестованных. Два старика обнажили шашки, а разговорчивый дед принялся развязывать пленников.

А через полчаса их снова связали, погнали дальше.

К вечеру арестованных пригнали в село Будюмкан[16]. Еще на подходе к нему, у ворот поскотины, им повстречалась пароконная подвода, в кошеве кроме кучера сидели двое: молодой казак в форменном полушубке и пожилой, с окладистой бородой человек в романовской черной шубе, в папахе из серой мерлушки и с насекой[17] в руке.

— Станичный атаман, — шепнул Федорову Аксенов, — знаю его, вахмистр Пичугов.

Тронув насекой возницу, атаман приказал ему остановиться. Старший конвоя также распорядился сделать остановку и, приложив руку к папахе, приветствовал атамана:

— Здравия желаю, господин станичный атаман!

Ответив на приветствие кивком головы, атаман спросил, не выходя из кошевы:

— Что за люди?

— Бунтовщики, господин атаман. Это те, которые восставать задумали. Ночесь мы их забрали с боем, пятерых ихних убили, а этих вот с пикетом от есаула Белоногих приказано в отдел предоставить. Тут и главарь их Федоров.

— И вы их вот таким манером гнали, связанных?

— Так точно, господин атаман, как, значить, есаул распорядились…

— И не стыдно вам? — Не дав и договорить ретивому служаке, атаман укоризненно покачал головой: — Десять молодцов вас — и восьмерых безоружных испугались, руки им связали! А еще казаками называетесь, эх вы-ы, рохли! Развяжите их сейчас же, не срамитесь перед добрыми людьми.

Приказ этот охотнее других принялся выполнять разговорчивый дед. Атаман опять тронул ямщика концом насеки:

— Езжай.

Арестованных федоровцев поместили на ночь в здании Будюмканской школы. Крепко спали они в эту ночь, умаявшись за день от столь тяжкого перехода. В отличие от них, не спалось на этот раз станичному атаману Пичугову. Не спалось потому, что пакет, который вручил ему старший конвоя, был адресован в Нерчинский Завод, войсковому старшине Конецкому, с которым у атамана были давние счеты еще со времен русско-японской войны. Однажды при переправе через реку Ялу сотня под командованием вахмистра Пичугова прикрывала и сопровождала обозы интендантства. Все шло хорошо, обозы переправили благополучно, потерь никаких не было. На второй день Пичугова вызвал к себе помощник дивизионного интендантства есаул Конецкий, был он очень любезен, угостил вахмистра ханшином и хорошим обедом, а затем предложил ему подписать акт о списании войскового имущества. Не искушенный в таких делах вахмистр ужаснулся, прочитав в акте, на какую крупную сумму списывалось обмундирование, продовольствие и фураж, якобы потопленные при переправе через реку. Пичугов мало того, что отказался подписать подложный акт, но и сообщил об этом своему сотенному командиру, а тот в свою очередь командиру полка. Казалось, что Конецкому не избежать больших неприятностей, но все обошлось для него благополучно, как был он, так и остался в интендантстве до конца войны, а на несговорчивого вахмистра затаил злобу. Правда, с этого времени прошло пятнадцать лет, много воды утекло за это время. Пичугов уже почти забыл о случае с Конецким, и вдруг пакет на имя этого мерзавца, да еще и с арестованными, поднявшими восстание как раз в станице, атаманом в которой он, Пичугов, давний недруг Конецкого. Было от чего призадуматься вахмистру Пичугову. Да еще неизвестно, что написал в своем донесении Белоногих, может быть, и кляуза какая-нибудь на атамана Аркиинской станицы?

Подстрекаемый тревожным любопытством, атаман вечером, когда из правления все ушли, закрылся там на крючок и при свете керосиновой лампы распечатал белоноговский пакет, прочел, что было написано. Предчувствие не обмануло атамана: в пакете кроме сопроводительной и списка арестованных было донесение, в котором есаул писал Конецкому в хвастливых выражениях об усмирении им большевистского мятежа в станице Аркиинской. В конце донесения есаул писал: