Забайкальцы. Книга 4. - страница 31

«Продержаться бы там до вечера… устоять, — мучительно думалось ему, мрачные мысли так и лезли в голову, очень уж большое неравенство сил. — Подбросить бы туда свежий полк, но где его взять? Резервов нет совершенно! Жарко и у Чугуевского, ох как жарко». И глаза Журавлева невольно устремляются в сторону Зэрена, где бушует такой же немолчный гул, грохот боя. На фоне заголубевшего неба видно, как возникают и расплываются над хребтом темно-серые клубочки взрывов.

— Шрапнелью шпарят, сволочи, — слышит Журавлев голос одного из близкостоящих партизан. И в тон ему раздаются другие, такие же грустные реплики:

— Ох и трудно там нашим!

— Сдюжат ли?

— Подмогнуть бы им!

Журавлев знал, что прикажи он этим людям, и они, не рассуждая, немедленно пошли бы на помощь товарищам. Но нельзя этого делать. И, подозвав к себе Коротаева, он приказал: держаться здесь до вечера, крепить оборону.

— Японцы могут попытаться отбить эту позицию, имейте это в виду, — уже сидя на коне, сказал Павел Николаевич. — И вот еще что: флаг наш красный надо поднять здесь! Да повыше, чтобы видно было его далеко. Чтобы возвестил он товарищам о нашей победе здесь, силы им придал в бою, мужества! А я, само собой, еще сообщу об этом же и на все участки фронта.

— Это мы мигом! — с живостью отозвался Коротаев. — А ну, братва, жердь длинную, живо! Во-он на ту лесину укрепить ее, с флагом!

— Правильно!

— Павел Николаевич, погибших товарищей, я думаю, похоронить здесь, в братской могиле, сегодня вечером?

Тяжело вздохнув, Журавлев согласно кивнул головой и построжавшим голосом добавил:

— Японцев сжечь!

Он еще раз оглядел иоле недавнего сражения и с таким осуждающим видом покачал головой при взгляде на разутых японцев, что кое-кому из партизан стало не по себе. Многие уже успели переобуться в японские ботинки, хотя и знали строгий наказ Журавлева, запрещающий подобные действия. Поэтому и помалкивали теперь, пряча глаза в сторону. Лишь Коренев, только что переобувшийся в ботинки на толстой подошве, заговорил, оправдываясь:

— Ты уж на нас не серчай, Пал Николаич. Это ить нас нужда толкает на такое неподобное.

— Некогда, об этом после, — махнул рукой Журавлев и дал ходу коню.

— До чего же ты, пустобрех, непутевый, — напустился на Коренева командир эскадрона. — Тут на фронте вон что творится, а он с ботинками пристал к самому командующему!

— Так я же не за одного себя старался, а за всех нас. Вот и хотел объяснить: раз нету у нас складов с мундировкой, мы и промышляем вокруг врагов убитых! Вить тело-то грешное надо чем-то прикрыть!

— Мели, Емеля, твоя неделя!

— Тебе-то хорошо рассуждать, сапоги на тебе почти што новые. А ты на ичиги мои глянь! Вон они лежат, родимые, на них смотреть с души воротит, а я носил, не жаловался!

При этих словах даже в такой момент, когда было совсем не до смеху, заулыбались партизаны; чуть заметная усмешка тронула губы эскадронного. А словоохотливый Коренев продолжал свое:

— За ради этого и призарился я на ботинки. К тому же их сжигать приказано, япошков-то, так им не все ли равно гореть-то — што босиком, што при всей амуниции. Чего же добру зазря пропадать!

— Хватит тебе. Расходись, дел полно всяких. Вон Сапожников уж и флаг на жердь приладил.

На командной горке Журавлева ожидали гонцы из Богдати от Киргизова и с Усть-Мотогора от Федорова. В обоих донесениях говорилось об успешно отбитых атаках противника, о понесенных в этих боях потерях и о том, что позиции свои партизаны удерживают крепко.

Журавлев уже написал короткие, как всегда, ответы, когда над сопкой центрального участка взвился красный флаг.

— Только что написал об этом, и вот оно, любуйтесь, товарищи! И сообщите об этом всем бойцам нашим! — воскликнул Журавлев, указывая на сопку, где заполоскалось на ветру алое полотнище, и впервые за этот день лицо его озарилось радостной улыбкой.

Только к вечеру на всех направлениях фронта затихла стрельба. Но и наступающая ночь не сулила партизанам спокойного отдыха. Еще не стемнело, а по дороге через хребет на Мотогор потянулся нескончаемый обоз: из Богдати увозили госпиталь, раненых, штабное имущество, ящики с боеприпасами. Ухабистый каменистый проселок наполнялся непривычным для этих мест шумом, стуком, скрипом немазаных телег, стоном раненых, конским топотом. Обгоняя обоз, в сумеречной мгле вел своих конников командир 3-го кавполка Швецов. Ему и Ведерникову с двумя эскадронами 6-го кавполка было приказано отойти с культуминского направления на новые позиции к вершине Мотогора и там ждать приказа.