Забег к концу света - страница 15

Лицо Винни заполыхало от стыда, а мое сердце сжалось от сочувствия. Она была спокойной и прилежной девушкой. Так получилось, что я знала – она жила с отцом и была единственным ребенком. В таких вопросах девочек обычно просвещают старшие сестры или продвинутые мамаши. Сама же Винни, вероятно, никогда даже не задумывалась об эпиляции. Она пулей выскочила из комнаты.

Во мне поднялась волна гнева, и на мгновение захотелось встать и сказать хоть что-нибудь в ее защиту, но потом я вспомнила, что произошло в Мемфисе. И прикусила язык. Да, тут нечем гордиться, но я уже наступала на эти грабли. До сих пор больно.

Через несколько минут я заметила, как Мисти подошла к Винни в коридоре и успокаивающе приобняла ее за плечи. (Вот, кстати, снова этот трюк – кто-то другой поливает людей грязью, а Мисти вроде и ни при чем, сама доброта и любезность.) Так что я убедила себя, что мое вмешательство будет лишним.

В целом мои первые два месяца в «Монмуте» можно было бы назвать довольно стандартными для новичка. Я все еще оставалась под микроскопом пристального внимания, пытаясь при этом не злить местных «королев», не сближаться с отщепенцами и осторожно с кем-нибудь подружиться, как случилось у нас с Дженни Джонсон.

У нас с Дженни было несколько общих предметов: математика, физика и английская литература. Если конец света не наступит, Дженни хотела стать программистом и дизайнером приложений, а я вынашивала планы поступить на инженера. Так что мы обе корпели над математикой и физикой, часто вместе разбираясь с домашними заданиями. Я рассказала ей про Винни.

– Эта Мисти – просто гений, – сказала Дженни. – Она никогда ни о ком слова плохого не скажет. За нее все делают эти две сучки. А она подкатывает уже после всего, такая вся лапочка-зайка. Просто блестящий образец пассивно-агрессивного поведения. Но не вздумай на это купиться – Мисти кого угодно может сжить со света.

Дженни немного помолчала и продолжила:

– Какое-то время она дружила с той ученицей, что пропала пару лет назад, первая из пропавших девушек, умница Трина Миллер. Но потом, сразу после Рождества, Трина начала дополнительно заниматься с Бо Брэдфордом, и Мисти просто перекрыла ей кислород. Перестала с ней общаться и фактически выжила ее отовсюду. Трина стала здесь персоной нон грата[17]. Через несколько месяцев она пропала. Исчезла, и все. Думаю, она просто не смогла больше этого выносить.

– Серьезно? Ну и жуть! – Я знала все о том, как перекрывают кислород.

– Я слышала, что следователь из ФБР даже опрашивал Мисти об исчезновении Трины, но ничего нового не выяснил.

– А Мисти и Бо Брэдфорд, они вместе? – поинтересовалась я.

– Судя по всему, она так думает, но я не уверена, что он в курсе.

Я посмотрела на Дженни:

– Ты терпеть не можешь эту компанию, да?

– Мне не нравится их отношение, – сказала подруга. – Эта школа и так насквозь «белая». Но у этих девушек светлая не только кожа, они и внутри как чистый лист. Их пустые головы абсолютно далеки от реального мира. Они считают, что лучше всех остальных только потому, что богаты. Хотя деньги их родителей, наоборот, только навредили им. Богатство лишило их честолюбия и целеустремленности, им ничего не нужно. Они ничего из себя не представляют, как все эти богатенькие тусовщицы, которые каждые выходные прожигают жизнь в ночных клубах и публикуют свои фоточки в снэпчате[18].

Дженни перевела дыхание и продолжила:

– Не знаю, как твой отчим, а мой отец – человек старой закалки. У него денег куры не клюют, но он даже на карманные расходы мне наличных не дает. Вот почему я устроилась на работу. Знаешь, что он мне однажды заявил? «Жизнь должна пообтесать тебя немного».

К слову о деньгах на карманные расходы: мой отчим, Тодд, выплачивал моей матери ежемесячное содержание в размере шестизначной суммы. Нам с Рэдом из этого выдавалось по паре сотен баксов наличными, на всякие обычные нужды подростков (а раньше в Мемфисе я периодически еще подрабатывала няней). Я вообще сомневалась, что отчим интересовался, сколько денег мама нам давала. Тодд в принципе был своеобразным человеком, умным, конечно, но молчаливым и отрешенным. В нем не было ничего плохого, не поймите меня неправильно, но он каждый раз как будто удивлялся, когда видел дома Рэда и меня. Ему приходилось терпеть, что к нашей знойной мамочке прилагались еще и мы.