Заблудшая душа - страница 3
При мысли о бывшей жене Глеб нахмурился, взял с полки связку ключей и, пребывая в самом мрачном настроении, вышел из квартиры.
Пресс-конференция «модного современного писателя Глеба Корсака» проходила в Центральном доме книги. Сам Глеб Корсак восседал за столом. Его каштановые, с серебрящейся прядкой, волосы были аккуратно причесаны, а глаза надежно упрятаны за темные стекла солнцезащитных очков.
Руку подняла журналистка из дамского журнальчика.
– Да, – кивнул Глеб.
Девушка поднялась с места и спросила немного свысока:
– Говорят, что у вас – как у писателя – наступил творческий кризис? Это правда?
– Спросите это у тех, кто говорит, – небрежно обронил Корсак.
– Значит, вы уже пишете новую книгу?
– Возможно.
– А нельзя ли поточнее?
Глеб хмыкнул:
– Вы хотите, чтобы я произнес монолог?
– А вы можете? – едко улыбнулась журналистка.
– Пожалуйста. – Корсак снял темные очки и положил их на стол. Взглянул на журналистку и сказал: – На свете все меньше вещей, которые могут выбить меня из колеи или заставить смутиться. Я научился без потерь переживать депрессии, душить в себе приступы меланхолии. Сдержанность и спокойное бесстрашие – вот что должно стать привычкой мужчины, переступившего сорокалетний порог. Я давно понял, что, например, давать нищему мелочь нужно не из жалости, а единственно потому, что так надо. Точно так же, как надо придерживать за собой дверь в метро, чтобы она не разбила лицо тому, кто идет следом. Этого требует закон необходимого приличия.
В первые секунды монолога журналисты замерли в удивлении. Теперь по их рядам пробежал недоуменный ропот.
– Я дожил, наконец, до такого возраста, – продолжил Корсак, не обращая внимания на недовольные лица, – когда в человеке начинаешь больше всего ценить не какие-то особенные таланты, обостренную чувственность или неординарные душевные качества, а элементарную порядочность. Порядочность в виде приобретенной с годами привычки. При этом, увы, не особенно надеясь встретить ее в каждом новом знакомом.
Глеб замолчал. Несколько секунд в помещении царила тишина, затем один из журналистов, корреспондент «желтого» издания, весело проговорил:
– Думаю, нас всех впечатлил ваш пафосный монолог. Но я хотел бы спросить вот что…
– Пресс-конференция окончена, – сказал Глеб, надел темные очки и поднялся со стула.
Журналисты снова недовольно зароптали. Представитель издательства вскочил вслед за Корсаком и тихо проговорил:
– Глеб Олегович, так нельзя. Они же черт знает что понапишут в своих газетах.
– Пусть пишут, – сухо обронил Корсак.
Он выбрался из-за стола и пошел к выходу. Открыл дверь, вышел к коридор, закрыл за собой дверь, чувствуя облегчение, словно оставил журналистов не просто за дверью, а где-то за границами собственного существования. Сунув руку в карман, Глеб направился к месту для курения, но, ощутив пустоту в кармане, с досадой вспомнил, что оставил сигареты в пресс-зале, на столе.
Глеб остановился.
«Ну? – с усмешкой спросил он сам себя. – И какая еще неприятность произойдет сегодня?»
И, словно отозвавшись на вопрос, в кармане у него зазвонил мобильник.
– Лучше бы я оставил там телефон, – проворчал Корсак, доставая трубку. Затем прижал мобильник к уху и недовольно проговорил: – Слушаю.
– Глеб Олегович Корсак? – уточнил незнакомый голос.
Глеб отнял телефон от уха и глянул на дисплей. Отобразившийся номер был ему не знаком. Глеб снова прижал мобильник к уху:
– Он самый.
– Ваш дядя, Борис Алексеевич Корсак, умер.
– Что?.. Как умер?
– Сгорел, – отозвался скорбный голос. – Вместе с районным музеем, которым руководил.
Глеб перевел дух.
– Ясно.
– Похороны и поминки назначены на послезавтра. Всего доброго!
И незнакомый собеседник положил трубку. Опустив телефон, Глеб несколько секунд стоял неподвижно, потом вздохнул, сунул трубку в карман и зашагал к лифту.
Директор издательства «Русмир» Илья Игоревич Полонский просматривал деловые бумаги, когда в дверь постучали. Полонский оторвался от бумаг и громко сказал:
– Войдите!
Дверь открылась, и на пороге появился Глеб Корсак.
– А, Глеб Олегович! – На толстом лице Полонского появилась улыбка. – Проходи, садись!