Заброшенная дорога - страница 10

С зажмуренными глазами, бормоча под нос: «Дево Света, молю, от скверны плотския оборони мя», манихей позволил Аретрое увести себя в дом. Как только они скрылись, Фригерид толкнул Маркиана в бок и спросил:

— И как она тебе?

— Хороша эфиопочка, — признал гвардеец. — И даже лицом хороша. И явно уровень повыше, чем у тех дешёвых шлюх… Хотел бы я видеть, как она развяжет язык этому бедняге…

— Как, как, — передразнил Фригерид, тоже снимая плащ. — Развяжет пояс, а там и язык развяжется. Она дело знает, скоро сам увидишь… Тянем жребий, кто первый?

— Да погоди с этим. Как-то неприятно поворачивается дело, брат. Кто-то пустил за нами слежку. Кого-то очень интересует, куда мы поедем и что будем делать.

— Думаешь, те маги из крепости?

— Или монахи, но это вряд ли. Или даже кто-то из наших. В любом случае мы вляпались в какую-то запутанную историю.

— Я бы сейчас выпил, — признался Фригерид.

— Я бы тоже. — Маркиан громко похлопал в ладоши, но никто не появился. — У неё что, нет ни одного раба?

— Есть, есть рабыня, — сказала Аретроя, выходя в сад. Вид у неё был мрачный. — Только я отправила её погулять.

— Какая ты снисходительная хозяйка, — заметил Маркиан. — Это твой покровитель-таможенник приставил её к тебе? Следить, чтобы не принимала других мужчин?

— В точку. Умница. — Аретроя села на циновку, скрестив ноги. — Но Никанор слишком скуп. Порядочной женщине на одно его содержание не прожить. И слишком глуп: приставил дешёвую рабыню, которую я перекупила за драхму с каждого гостя.

— Ладно, оставим интересные истории на потом, — сказал Маркиан. — Как насчёт нашего манихея?

— И как насчёт выпивки? — спросил Фригерид.

— Мальчишка сейчас выйдет, ему надо прийти в себя… Хотите выпить? Вино кончилось, но есть египетское пиво. Вам какого, жёлтого на дынных корках или красного двойной густоты на финиках?

Воины переглянулись.

— Нам главное чтоб покрепче, — сказал Фригерид. — Чтобы все эти финики не чувствовались. А всё-таки, что ты сделала с парнем, что ему надо прийти в себя?

Эфиопка не успела ответить. Манихей сам вышел из дома с чисто вымытым и совершенно изумлённым, отсутствующим лицом.

— Севастий, братец! — ласково обратилась Аретроя. — Сделай одолжение, спустись в погреб, принеси нам «чёрное пойло Анубиса»… Это не тот кувшин, где танцующие вакханки нарисованы, а тот, где блюющие скифы. И три кубка для питья.

От звука её голоса Севастий будто опомнился.

— Сейчас, госпожа! — Он стрелой метнулся в дом.

— Что ты с ним сделала? — поразился Фригерид.

— Сказала несколько слов, — печально ответила Аретроя. — Не волшебных. Простых слов, которые ему никто никогда в жизни не говорил. Теперь он мой. Только на кой он мне? — Она вдруг яростно прошипела: — Вот ненавижу быть такой лживой стервой! Ненавижу играть людьми. Гоните мои двадцать монет! — Глянула на Фригерида: — И твой долг. — И грубо завершила: — А если хотите binein, то с каждого ещё по тридцатке.[21]

— Недёшево, — заметил Маркиан.

— А то! Я вам теперь не шлюха, я гетера.

Маркиан глянул на неё с интересом.

— А ты, Аретроя, не проста. Ты производишь впечатление довольно городской, даже столичной девушки.

— А ты думал? Я из Мероэ! Наши цари были фараонами в Египте, а потом тысячу лет правили всей Эфиопией, пока аксумские крестопоклонники не разграбили храмы и не похитили богов…

— И ты действительно была жрицей?

— Да, я потомственная жрица-пророчица Хатор, — Аретроя горделиво выпрямилась.

— И знаешь иероглифы?

Вместо ответа она схватила Маркиана за руку, пригляделась к резному стеатитовому медальону на кожаном браслете.

— Это что у тебя?

— Оберег от дурной болезни. Если продавец не врал, эта штучка из фараоновой гробницы. Наверное, врал, но оберег пока не подвёл ни разу…

Мероитка захохотала.

— Знаешь, что там написано? «Я любимая кошка резчика печатей Небуненефа. Во имя Маат, верни меня хозяину». Понял? Это кошачий ошейник! — Вгляделась пристальнее: — Судя по стилю, Новое царство или Саисская династия. Так что продавец не соврал — вещица действительно фараоновых времён… О! Наконец-то Севастий! «Чёрное пойло Анубиса»! Наливай! — Она звонко хлопнула в ладоши. — Тебе, братец, не предлагаю — знаю, что вам запрещено.