Заброшенная дорога - страница 13

— Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя… Воззываю ко богам, да хранят мя от злобы века сего, от гнета его и раздора и беззакония… Воззываю ко ангелам и двойникам, да хранят мя от всякия беды… Ибо время конца пришло, яко апостолом и пророком Мани предсказано. Аминь, аминь, аминь. — Манихей положил последний поклон и принялся отмахиваться от комаров пальмовой вайей.

— Где мы? — хрипло простонал Маркиан. — Как мы здесь оказались?

— Ты ничего не помнишь? — без выражения спросил Севастий.

Маркиан прихлопнул на шее комара и задумался.

— До чего же коварная штука, — проговорил он, — это чёрное пойло Анубиса. Последнее, что помню — пришёл какой-то козлобородый в синем плаще и стал допытываться, кто мы такие и что мы делаем на его женщине. Дальше всё смутно. Помню только общую атмосферу веселья. А что было-то?

— Я не видел, — ответил Севастий. — Я сидел в яме. Только слышал много шума и крика. Потом стало тихо, и ты сказал, что надо поскорее убираться из города. Аретроя сказала, что пойдёт с вами. Мол, после всего, что вы сделали с Никанором, ей в Коптосе точно не жить, и теперь вы как честные люди должны стать её покровителями. Ещё она вспомнила про меня. Сказала, что нельзя же оставлять Севастия в яме, и Фригерид согласился, что свидетелей оставлять нельзя…

— Господи! — Маркиан схватился за голову. — Неужели мы его убили?

— Нет, — сказал Севастий, — когда меня вытащили из ямы, трупа не было. Только много статуй было разбито, в вазоне с лотосом плавала отрезанная борода, а на верхушке пальмы висел синий плащ. Вы долго искали кинжал Фригерида, а потом решили, что Никанор, видать, так и убежал с рукояткой кинжала в заднице. Фригерид сильно ругался. Вы оделись, и мы все направились на пристань. Вы захватили кувшин, и по дороге очень много пили…

— А до того мы, значит, мало пили? — просипел Фригерид, вылезая из каюты на нос барки. — Ой-ой, как мне плохо… Как же мне плохо… Нет, всё, эту египетскую дрянь больше никогда… ни капли в рот… Осталось ещё? — Он потряс пустой кувшин, выругался: — Thunras bloth! — Перегнулся через борт у форштевня и тоже принялся пить из Нила.

— Что дальше? — тоскливо спросил Маркиан.

— Мы все пришли на пристань к барочникам. Ты достал подорожную и стал требовать, чтобы нас бесплатно довезли до Максимианополя. Поскольку никто из вас не смог выговорить «Максимианополь», пришлось говорить мне. Одна из барок не успела от вас уплыть, и…

— Понятно, а где кормчий и гребцы? — с опаской спросил Маркиан. — Мы с ними тоже… что-нибудь сделали?…

— Нет, гребцы сами попрыгали в воду, когда ты начал плясать иллирийский народный танец с кинжалом. Потом выпрыгнул и кормчий, когда Фригерид стал плясать герульский народный танец с мечом. Потом Аретроя потребовала прекратить танцы, иначе выпрыгнет она сама, и вам придётся блудодействовать друг с другом…

— Она так и сказала «блудодействовать»? — вступил в разговор Фригерид.

— Нет, она употребила другое слово, — сухо ответил Севастий. — Ты обиделся и стал спрашивать: неужели вы недостаточно доказали ей, что вы мужчины? Она ответила, что нет, совершенно недостаточно. После этого вы втроём ушли в каюту, и позвольте не рассказывать, что я оттуда слышал. Сам я встал к рулевому веслу и попытался управлять баркой. И вот… — Севастий обвёл рукой панораму заливных полей под закатным небом. —.. Мы здесь.

— Ладно, — сказал Маркиан, — это понятно. Непонятно другое. Зачем потащился с нами ты? Почему не побежал докладывать своему Ливанию?

— Ливаний в Александрии. Я бы всё равно не успел — вы доберётесь до крепости раньше, чем я до него. И ещё… — Севастий мечтательно вздохнул. — Я не теряю надежды обратить Аретрою. Да, да, она живёт во грехе и скверне, но я чувствую отблеск Света в её душе, и…

— Погоди-погоди, — перебил Маркиан. — Севастий, ведь ты понимаешь, что мы отправим тебя за решётку, как только протрезвеем? Почему не сбежал, пока мог? Или, раз уж так сильно хочешь быть с Аретроей, почему не выкинул нас за борт на середине Нила?

— Я бы на твоём месте так и сделал, — добавил Фригерид.

— Вы что? — обиделся Севастий. — Убийство живого существа — величайший грех против Креста Света! Нам даже комаров убивать запрещено! Мне и в голову не пришло так поступить… — Он замолчал и как-то странно задумался.