Заброшенная дорога - страница 30

— Что это такое? — поинтересовался Маркиан, обходя и разглядывая машину.

— Героникон. — Механик больше не смотрел в его сторону.

— Что ж, благодарю, — сказал Маркиан. — Героникон! Это всё объясняет. Теперь всё совершенно понятно. Где вы берёте дрова для топки?

— Не дрова. Нафта. — Механик кивнул куда-то в угол двора.

— А-а, нафта! Конечно! Как я не догадался? Чем ещё, как не нафтой, топить героникон?

Лонгин не удостоил его объяснением, и Маркиан пошёл посмотреть сам. Короткий проход спускался в полуподвал, где обычно в таких крепостях располагался резервуар воды. Здесь под низким сводом какая-то жидкость плескалась и маслянисто блестела в слабом свете из двери, но, судя по отвратительному запаху тухлятины, не вода.

— Лонгин! — позвал Маркин. — Можно огоньку посветить?

— Спятил? Уходи оттуда! — Механик наконец-то вышел из равновесия. — Какой к воронам огонь? Это же нафта! Вся крепость взлетит на воздух!

— Всё-всё, я понял. — Маркиан вышел из подвала и перевёл дыхание. — Ты делаешь воду этой машиной?

— Не делаю, а добываю из-под земли, — презрительно отозвался Лонгин. Мех, за которым он следил, вдруг раздулся до предела, фаллически напрягся; Лонгин поспешно повернул какой-то рычаг, отчаянно засвистел пар, мех вновь опал. — Качаю из второго водоносного слоя, дотуда руками не добраться… А вы зачем пришли? — впервые проявил он хоть какой-то интерес. — Хотите разогнать нас?

— Просто выяснить, что здесь происходит.

Маркиан похаживал по двору, рассматривая всё новые вещи странного вида и загадочного назначения. Что это за громадная куча шкур, сшитых друг с другом? Что за лодка с кольцами и цепями, будто у подвесного светильника? И почему у неё вместо вёсел нечто кожаное, складное, похожее на крылья летучей мыши? Что за труба с драконьей головой?

— Не так я представлял себе блаженное убежище ушедших от мира философов, — заметил Маркиан. — Лонгин, ты так и не собираешься мне ничего объяснять?

— Мой Маркиан! — донёсся сверху знакомый голос. По лестнице во двор спускался, прихрамывая, седовласый старик в сильно поношенном плаще философа. — Маркиан Злоязыкий! Какая встреча!

— Я больше не такой злоязыкий, — Маркиан приветливо улыбнулся. — Жизнь отучила. Здравствуй, учитель! Я тоже рад тебя видеть.

— Я не сомневался, что власти рано или поздно о нас узнают. — Аммоний с чувством обнял его. — Но, конечно, не рассчитывал, что пришлют моего бывшего ученика — да ещё одного из любимых. Благословение богов! Пойдём. У тебя, конечно, много вопросов.

— Вот уж точно. — Вслед за Аммонием Маркиан поднимался по каменной лестнице без перил на второй этаж, в бывшие казармы. — Значит, это и есть Софиополь?

— Между собой мы не употребляем это название. Это больше для привлечения агентов в миру. Нам нужны преданные люди, и для них мы изображаем тайную секту с грандиозными планами, но поверь, мы не намерены ни захватывать власть над миром, ни строить платоновское государство справедливости. Мы просто собираем знания. Собираем книги.

— Прости, но ты лукавишь, учитель. Если вы перед непосвящёнными строите из себя тайную секту посвящённых, то вы и есть тайная секта посвящённых. Пусть даже вы невинные собиратели книг…

— Взгляни сам. — Аммоний распахнул дверь.

Анфилада казарм опоясывала крепостную стену изнутри на уровне второго этажа — одинаковые комнаты с голыми серокаменными полами и сводами. Насколько хватало глаз, до самого поворота анфилады все стены от пола до потолка занимали книжные стеллажи.

В каждой маленькой ячейке-клетушке лежали торцами наружу несколько свитков, иные в кожаных футлярах, иные просто перевязанные ремешком, и с каждого свешивался ярлык с названием.

— Да, впечатляет, — сказал Маркиан. — Больше книг я видел только в библиотеке Фемистия в Константинополе. Что здесь? Философия? — Он пригляделся к ярлыкам свитков. — Гераклит, Анаксагор, Демокрит, Аристотель…[41] «Лаконская полития», «Персидская полития»… Парменид, Эпикур, «Жизнь Пифагора» Аристоксена… Ладно, я всегда был слишком приземлён для философии. — Он перешёл к следующему отделу стеллажа. — Историки! А вот их я люблю! Геродот, Фукидид… ну, это не редкость… ого, ничего себе, логографы! Гекатей, Гелланик… Ктесий, Иероним из Кардии, Тимей из Тавромения, Феопомп, Полибий… полный Полибий? И Посидоний? И полный Диодор Сицилийский? Довольно редкие книги! — Он с удивлением и каким-то новым уважением глянул на Аммония. — И латиняне! Ты же всегда презирал латинскую литературу? Так, посмотрим, «Начала» Катона, «История» Саллюстия, «О моей жизни» Корнелия Суллы… Тит Ливий, Тит Ливий… ты что, собрал вообще все декады Ливия? «История этрусков» и «История пунийцев» императора Клавдия… «Германские войны» Плиния Старшего… Тацит… Плутарх… «Скифика» Дексиппа… Дион Кассий… Берос… Манефон… «Анналы Тира» Менандра… А это что? География? Эратосфен, Страбон, карта мира Агриппы, «Перипл» Пифея, «Путешествие к гипербореям» Аристея Проконесского… или это уже отдел поэзии? Ага, вижу, Гомер, Гесиод… киклики… Алкей, Сафо, Архилох… «Дионисовы тетралогии» Эсхила… ладно, в сторону поэзию… «Милетские истории»? Лукиан? «Сатирикон» Петрония? «Об искусстве любви» гетеры Элефантиды с картинками? Не ожидал от тебя! А это что? — Следующие полки были забиты не свитками, а пергаментными книгами-кодексами. — «Законы двенадцати таблиц», Ульпиан, Гай, Папиниан, «Сенатские постановления»… ладно, пропустим, для меня нет ничего скучнее права. — Маркиан остановился у следующего стеллажа, тоже с кодексами. — А здесь у нас? Библия Семидесяти, еврейская Библия, какая-то самаритянская Библия… Евангелие от Марка, от Матфея, от Луки… от Никодима? Что? Какого ещё Никодима? Евангелие от Фомы? От Филиппа? От Марии Магдалины? От… кого? Иуды Искариота?! Боже! Симон Маг? Валентин Гностик? «Житие апостола Мани»? Аполлоний Тианский? Гермес Трижды Величайший? «Книга тайн природы»? «Книга двенадцати камней Афродиты»? «Египетские мистерии» Ямвлиха? «Заклинания какодемонов»? «Против христиан» Цельса? А здесь? — Маркиан дёрнул за ручку закрытого шкафа — единственного закрытого, но дверь не поддалась.