Заброшенная дорога - страница 6

— Нет, конечно. Но мало ли что ему в голову взбредёт? — Фригерид горделиво пригладил длинные усы. — Облик-то у меня скифский!

Приятели спустились с трибунала и направились к воротам, что выводили на главную улицу лагеря.

— А знаешь? Я теперь тоже думаю — мне повезло, — сказал Маркиан. — Наконец-то поручили настоящее задание! Я уже месяц в Египте, а не делаю вообще ничего! Секундин меня держит просто для престижа: императорский гвардеец в свите! Один раз послал поздравить с днём рождения александрийского префекта — вот и вся служба. А меня зачем сюда направили из Константинополя? Чтобы я набирался воинского опыта, готовился стать командиром…

— Тебя выперли из Константинополя, чтобы освободить место в дворцовой страже для какого-нибудь сенаторского сынка.

Маркиан хмыкнул.

— Что бы ты в этом понимал. Я сам сенаторский сынок. У меня отец был наместником Верхней Мёзии.

— Правда? А мой грабил Верхнюю Мёзию.

— Так наши отцы могли быть знакомы! — обрадовался Маркиан. Они зашли в свою казарму, оставили в оружейной щиты и копья, взяли шлемы и кожаные сумки со сложенными панцирями. — Ладно, что теперь? В конюшню за лошадьми?

— Пока не нужны. Нам до Максимианополя всё равно плыть по Нилу. А там почтовых возьмём.

— Значит, идём на пристань и нанимаем барку? — Они вышли из казармы и направились по главной улице к преторианским воротам.

— Не торопись, брат. Куда так рвёшься? Подумай, у нас месяц не будет ни бабы, ни глотка вина. Пойдём оттянемся напоследок!

— Месяц? — удивился Маркиан. — Погоди, я смотрел дорожник. До Максимианополя спускаться по Нилу полдня, до каменоломен Клавдия пять переходов. Туда-обратно уложимся самое большее в две недели…

— И вернёмся в разгар налоговой кампании? Нет уж, брат. Может, насчёт месяца я загнул, но спешить не будем. Тем более что срока нам не поставили. Пошли к Евмолпу! Заодно познакомлю с Аретроей, помнишь, я рассказывал?

— Ты всё про свою эфиопку?

— Не разочаруешься, брат, клянусь. — Лицо Фригерида расплылось в мечтательной улыбке.

Они вышли из преторианских ворот на главную улицу Коптоса, что вела от ворот Калигулы к пристани на Большом канале.[20] Улица была широкая, по-римски обстроенная портиками для тени, но по-египетски немощёная и пыльная. Солнце уже сильно припекало. Шли утренние — от рассвета до сиесты — часы оживления городской жизни, но из-за несчастливого дня эпагомен прохожих было меньше обычного. Тянулся караван ослов с дровами для бань, сабейские купцы в чёрно-белых полосатых хламидах шествовали в церемониальной процессии с пением гимна.

Фригерид и Маркиан повернули на север, к великому храму Мина и Исиды. Ворота с циклопическими пилонами из розового песчаника выходили на главную улицу, как и ворота меньших храмов Осириса и Геба, расположенных южнее. Все храмы были давно закрыты и заброшены и мало-помалу растаскивались на камни для новых построек, но башни пилонов ещё высились над городом во всём величии.

— Может, по кубку пива для разгона? — Маркиан кивнул на вывеску с изображением Ра, наливающего пиво Сехмет.

— Не люблю египетское, но давай, — согласился Фригерид. — Бывают чудеса, иногда попадается и приличное.

В душной полутёмной пивной без столов и стульев не было посетителей. Воины устроились за стойкой. Неторопливая пожилая египтянка подала миску варёной капусты, по глиняному кубку с густой жёлтой мутью и по соломинке. Фригерид через соломинку втянул в себя немного жижи. Скривился:

— Никаких чудес. Медвежья моча!

Маркиан тоже глотнул, изучающе посмаковал.

— Нет, не медвежья, — сделал он вывод. — Я бы сказал, скорее гиппопотамья. Здесь нет медведей, брат. Это же не Германия.

Фригерид глянул на него пристальнее и нахмурился.

— Намекаешь, что германское пиво — медвежья моча?

— Нет, конечно, брат. Я ничего дурного не хочу сказать про германское пиво. — Маркиан вытряхнул из соломинки осадок и отпил ещё. — Я вообще про германское пиво знаю только одно: пиво бывает иллирийское.

Фригерид нахмурился сильней и положил руку на рукоять кинжала.

— Шутки шутками, иллириец, но не переходи границы.

— Ладно-ладно. Сойдёмся на том, что вот эту сладкую кашицу только египтяне могут считать пивом. — Маркиан отставил кубок с толстым слоем осадка и брякнул о стойку бронзовой монетой. — Всё, пошли к твоей чёрной Венере.