Забыть невозможно - страница 21

Вот только как стрелять по мишени, она не знала, Пит оставался в домике для гостей, Макс больше лаял, чем кусался, а тот, кто был причиной возможной опасности, в этот момент спал.

Виктория вздохнула. Сон совсем покинул ее. Она вновь стала сравнивать самозванца с героями своих романов, и это рассмешило ее.

Он целовался так же уверенно, как мужчины в ее книгах, да и выглядел, как они. Пит был прав. Спящий внизу даже характером походил на вымышленного ею мужа.

Но улыбка постепенно исчезла, когда она вспомнила о той искренности, с какой он говорил о своей любви и просил Викторию любить его. Всегда.

Впервые Виктория услышала, как пустота комнаты эхом отдалась в ее сердце. Впусти его, казалось, молило оно, заполни это печальное пространство. Эху вторил его непрошенный голос… «Пожалуйста».

Она перевернулась на бок, пытаясь избавиться от этого настойчивого зова и не в силах заставить его замолчать, забылась тяжелым сном, погрузившись в мечты о темноволосом синеглазом незнакомце, чьи теплые руки нежно ласкали ее тело, а слова проникали в самое сердце. В этих грезах он был ее мужем.

— Доброе утро, моя дорогая, — сказал незнакомец, легко целуя ее в губы.

Виктория изогнулась ему навстречу, желая страстных прикосновений и клятв в любви.

Однако запах кофе и чье-то щекотание по щеке ее потревожили. Она рассердилась на вторжение в чудесные видения и, как ни противилась этому, проснулась. Виктория приоткрыла глаза, щурясь, посмотрела на яркий утренний свет и мгновенно очнулась, поняв, что это не сон.

С чашкой кофе в одной руке и с поздней осенней розой в другой над ней склонился совершенно реальный и очень бодрый Норман Генри, который, по-видимому, все еще находился в прежнем состоянии.

Он был одет в свой помятый костюм. На лице отросла однодневная щетина. Изумленно взирая на незнакомца и пытаясь сообразить, как он очутился в ее комнате, Вик тория почувствовала на себе его жадный взгляд. Казалось, он проникал сквозь простыни. Разливая кофе, Норман с глухим стуком поставил чашку на ночной столик. Забытая им роза упала на пол.

— Виктория, — резко начал он и, покачнувшись, уселся рядом с ней на кровать. — Я чувствую себя так, будто целую вечность тебя не целовал.

Деваться было некуда. Норман обнял Викторию мускулистыми руками, прижимая к себе все плотнее и нежно целуя ее лоб, щеки и губы.

Его руки были прохладнее, ее обнаженной спины, согретой теплом постели, а губы жгли горячее огня и оставляли у виска след, порождавший желание.

— Нет, — прошептала Виктория. Но кому это она говорила, ему или себе?

— Да, — сказал незнакомец в ответ, быстро сбрасывая простыни с обнаженного тела женщины. Хрипло дыша, со стоном он прильнул головой к ее груди.

Виктории хотелось пронзительно крикнуть, но вместо этого она обхватила рукой его голову, устремившись навстречу его ищущим губам.

— Пожалуйста, — выдохнула она и слабо оттолкнула его, но он лишь приник губами к ее набухшему соску, лаская его влажным языком.

— Пожалуйста, — вновь взмолилась Виктория. Одной рукой она невольно обвила его темную голову, а другой отстраняла плечо, стараясь проявить остатки благоразумия.

— Меня не было так долго, — пробормотал незнакомец, припадая к другой груди. Его язык у напрягшегося соска заставил ее тело расслабиться, но слова точно окатили холодной водой.

Виктория собрала всю свою волю и напомнила себе, что это совершенно чужой человек, утративший память незнакомец, и обеими руками оттолкнула его от себя.

— Виктория?.. — с обидой в голосе и с недоумением в глазах спросил он.

Замерший над ней мужчина долго и изучающе посмотрел на Викторию. Она не могла понять выражения его лица. Затем он вздохнул и печально улыбнулся. Его руки выскользнули из-под ее спины и набросили простынь.

— Я забыл, — нетвердо сказал Норман. Виктория с недоумением взглянула на него. Он с сожалением улыбался. — Ты не ранняя птичка.

Виктория хотела, было возразить, но передумала. Пусть это останется его фантазией. Если он предпочитал верить, что по утрам она бывает не в лучшей форме, ее власть над действительностью продлится. Тело Виктории все еще горело желанием, которое он возбудил в ней своими мечтами и коварной ложью.