Забыть Веронику - страница 21

Я разлил вино по новой, и мы принялись за еду. Она была до умопомрачения вкусной, а беседа с остроумной и нетривиальной Верой придавала нашему застолью еще большую прелесть. На сей раз девушке не удалось избежать моих вопросов о ее жизни, занятиях и увлечениях. Она сообщила, что учится на заочном отделении Архитектурного института, а на жизнь зарабатывает написанием картин и изготовлением сувениров. Разговор плавно перешел на тему искусства, на которую я мог беседовать сколь угодно долго. Кандидат искусствоведения как-никак.

Меня приятно удивило, что художественные пристрастия двадцатилетней девушки Веры практически полностью совпадают с моими. Как и я, она уважала импрессионистов и скептически относилась к футуристам, абстракционистам и прочим любителям оригинальничать. Как и мне, ей нравилась легкая размытость линий, дающая ощущение незавершенности, недосказанности и неопределенности. В работе она предпочитала использовать все оттенки синего и зеленого цветов. Любила неяркие, прохладные тона. И даже любимые художники у нас совпадали — Николай Рерих и Константин Васильев.

— Женя, а есть еще вино?— со смущенной улыбкой спросила моя гостья.

— Нет, — растерялся я. — Но могу сходить. В соседнем доме, в подвале, есть маленький магазин. Подождешь?

— Давай вместе сходим, хочу пройтись, воздухом подышать. Только идти надо прямо сейчас, уже без двадцати одиннадцать, алкоголь скоро будет недоступен…

Долго собираться нам не пришлось. Вышли, в чем были. Держась за руки, дошли до магазинчика. Конечно, ассортимент алкогольной продукции там был не роскошный, да и за качество никто не смог бы поручиться. Посомневавшись, я купил самое дорогое из красных вин, французское ординарное «Бордо».

— Жень, а попроси, чтобы сразу открыли, — шепнула Вера, коснувшись губами моего уха. — И возьми еще пару стаканчиков, здесь они должны быть.

Я слегка удивился, но просьбу выполнил. Когда мы уже вышли из магазина, Вера взяла меня за руку и заговорщически улыбнулась.

— Женечка, я хочу посидеть на свежем воздухе. Во дворе.

— И выпить?.. А разве это не…

— Да, я знаю, есть какой-то запрет на эту тему. Но ведь уже темно, нас никто не увидит. И никому мы не помешаем.

Выглядеть в глазах молоденькой девушки трусливым и законопослушным занудой мне не хотелось. Подумаешь, посидим с бутылочкой вина на детской площадке!.. Дети-то все спят давно.

— Ой, карусель! — воскликнула моя подруга. — Давай я сяду, а ты меня покрути немного. И вино наливай.

Я подал ей наполненный до середины стаканчик и крутанул карусель. В голове у меня назойливо жужжала мысль, что все это уже было. Вот именно такая ситуация. Вечер… Запах сирени… Темный двор с детской каруселью… Бутылка вина… И вот такая же тонкая и стройная девушка, обожающая кошек, увлекающаяся искусством, порой ведущая себя по-детски и в то же время способная по-взрослому рассуждать о жизни и смерти. Я смотрел на Веру, на губах которой застыла улыбка Джоконды, продолжал раскручивать карусель и упорно вспоминать. Вдруг пришло в голову, что обязательно должна быть очень серьезная причина, мешающая мне восстановить картину прошлого. Может быть, чувство вины?

Вера сделала приглашающий жест, и я запрыгнул на карусель со всей ловкостью, на какую был способен. Чуть не расплескал свое вино. Неожиданно увидел шагах в тридцати человеческую фигуру, стоящую возле тополя. Пригляделся и почувствовал тревожный холодок в животе.

— Опять он… — пробормотал я вполголоса.

— Кто, Женя?

— Вестник смерти. Наш участковый… Это он тогда прибежал ко мне и сообщил, что Маргарита разбилась насмерть. И сегодня утром он тоже заходил ко мне. И опять он здесь…

— Женечка, ну что ж ты так близко к сердцу принимаешь? Ну это же его участок, как я поняла. Работает человек, ну и пусть работает. И вообще, прекрати уже думать про смерть жены. Ты ей ничем не поможешь и сам себе покоя не даешь. Не думай о плохом. И не вздумай себя винить. В смерти Маргариты ты не виноват. Живи, Женя, дыши полной грудью, смотри вперед!..

Я внимал словам Веры и краем глаза наблюдал за участковым, который уже быстрым шагом уходил в сторону пятиэтажного дома. Два чувства боролись во мне в тот момент: отчаянье, вызванное смертью Риты и усиленное очередным появлением Шаманова, и надежда, которую давало мне Верино присутствие. Я понимал, что девушка чувствует мое состояние, и был уверен, что она искренне хочет мне помочь. Но в ее ли это силах?