Забытая история любви - страница 38

Или все-таки можно?

У меня за спиной под напором ветра громко задребезжало стекло в оконной раме, и я натянула на плечи одеяло, чтобы согреться. Книгу я осторожно положила на столик у кровати, но мысли о ней не покидали меня, и к тому времени, когда сон одолел меня, я готова была многое отдать за еще один стакан доброго виски доктора Уэйра.

Во многом я была копией своего отца. Например, сталкиваясь с чем-то бессмысленным, первым делом я вооружалась логикой и пыталась взять заковыристый вопрос штурмом. Когда это не помогло, когда я перечитала все свои записи и все бумаги Хука и не нашла в них ни имен капитанов Гордона и Гамильтона, ни названий их кораблей, я сменила тактику: попыталась внести порядок хоть во что-нибудь.

Я решила вспомнить, что увидела в руинах, и пересмотреть все, написанное мною, чтобы попытаться составить план замка, который себе представляла. Пока я не получила от доктора Уэйра настоящий план, это хотя бы сможет внести порядок и единообразие в передвижения моих персонажей, чтобы им не приходилось, для того чтобы попасть в гостиную, сегодня сворачивать налево, а завтра направо.

Отец сказал бы, что я занялась «раскрашиванием карт». Так он всегда говорил, когда я тратила время и силы на что-то, по его мнению, совершенно неважное, еще с тех пор, когда я заканчивала школу. На уроках географии я любила разрисовывать карты: красила в голубой цвет море у берегов, закрашивала долины, наводила горы. Но отец всегда говорил это ласково, как будто тоже понимал, что бывают случаи, когда мозгу требуется одно — раскрашивать карты.

Как бы то ни было, рисовать мой замок, вычерчивать хитрые линии на листе бумаги, аккуратно выводить прописными буквами названия комнат — это занятие давало мне некоторое ощущение удовлетворения от выполненной работы. Жаль, у меня не было мелков, а то бы я еще и раскрасила свое произведение. Когда с этим было покончено, я почувствовала себя гораздо лучше.

Поставив план рядом с компьютером, чтобы видеть его во время работы, я пошла делать бутерброд. Стоя у окна, жуя свой обед и глядя на море, не думая ни о чем конкретном, как это со мной часто бывает, я увидела собаку.

Маленькая собачка бежала по берегу, и уши ее радостно болтались, когда она прыгала по белой пене, словно не чувствуя холода, вдогонку за каким-то ярким и круглым предметом, который катился по песку. Теннисный мячик, догадалась я. Собака тем временем догнала мячик, схватила его зубами и с торжествующим видом припустила в обратную сторону. Это был спаниель в коричневых и белых пятнах.

Еще даже не увидев человека, к которому бежала собака, мужчины, который стоял, глубоко засунув руки в карманы и зябко передергивая плечами от ветра, я поставила тарелку на подоконник и кинулась искать зубную щетку. И куртку.

Почему — сама не знаю. Если бы я захотела, я бы смогла придумать несколько объяснений. Он был приветлив со мной при первой встрече, да и после утра, проведенного безвылазно в коттедже, мне хотелось выйти на улицу и поговорить с кем-нибудь. К тому же мне очень понравилась его собака. Так я и твердила себе всю дорогу, пока спускалась по холму, шла по тропинке, переходила узкий деревянный мост и огибала дюны. Но, когда я дошла до пляжа, как только он повернулся и улыбнулся мне, я поняла, что дело совсем в другом.

Этим утром он был еще больше похож на пирата, веселого морского разбойника: темные волосы до воротника, раздуваемые ветром, блеск белых зубов, подчеркнутый стриженой бородкой.

— Выходит, не помогли вам мои указания? — спросил он.

— Что, простите?

— Когда мы с вами встретились, вы ехали в Питерхед. Вы так и не нашли дорогу?

— А, да. Нашла, спасибо. Я вернулась.

— Я вижу.

— Я сняла здесь коттедж на зиму, — сказала я.

Его серые глаза с интересом посмотрели в ту сторону, куда я показывала.

— Что, старый коттедж на Уорд-хилле?

— Ага.

— Я слышал, там поселился какой-то писатель.

— Правильно. Это я.

Он, улыбаясь, смерил меня взглядом.

— Что-то не похожи вы на писателя.

Мои брови поползли вверх.

— Мне это воспринимать как комплимент?

— Да. Это он и был.

Тут к нам подбежала его собака с мокрыми грязными лапами и, виляя хвостом, уткнулась мне в колени влажным носом. Я почесала ее мягкие уши и поздоровалась: