Забытые союзники во Второй мировой войне - страница 22
.
Ирония судьбы: особую роль в утверждении отношений с юными и сумбурными тогда латиноамериканскими республиками сыграла «Аврора», с выстрела которой потом всё и притормозилось. Впрочем, та «Аврора» – это не знаменитый крейсер из брони и стали, что стоит на вечной стоянке в Питере, а его предок-парусник. Как бы то ни было, та «Аврора» ещё на самом «рассвете», в середине XIX века, стала всего-то третьим в истории российским кораблём (после «Рюрика» и «Суворова»), который зашёл в Перу. Там, в Южной Америке, особую роль сыграл российский посланник в Рио-де-Жанейро Александр Ионин. Из Бразилии он совершал вылазки в соседние страны: и в прибрежные Уругвай с Аргентиной, и в куда более труднодоступные Парагвай с Боливией в сердце континента. Судя по тому, что Ионин потом написал в своей книге «По Южной Америке», наибольшее впечатление на него произвело путешествие из Бразилии в Уругвай. Он, кстати, стал, возможно, самым первым европейским дипломатом, кто добрался до Монтевидео не по воде, а через степь-пампу.
В 1886 году в Уругвае Ионина поразило всё: от первобытных нравов кочевых уругвайских пастухов-гаучо до передовой манеры уругвайцев-горожан размещать на могилах фотографические карточки усопших. Конечно, едучи по степи-пампе, Ионин еще не знал, чего ждать от этого Уругвая. Но, добравшись до городов, был приятно удивлён. Он именно что восторженно описал и газовое освещение в городке Флорида, и по-европейски мягкие сиденья в поездах, и «натуральную весёлость дам», и орловских рысаков у тогдашнего верховного правителя страны генерала Сантоса. И правописание, и тогдашняя пунктуация – сохранены.
«Великолѣпный экипажъ, сопровождаемый отрядомъ скачущей в каръеръ еще болѣе великолѣпной кавалерiи, раззолоченной, в красныхъ плащахъ съ перьями – в опереткѣ такихъ не встрѣтишь. Я основился, широко раскрывъ глаза: монументальное голубое ландо, съ гербами, запряжено было парою великолѣпных сѣрыхъ русскихъ, настоящихъ русскихъ рысаковъ. Около кофейни генералъ вышелъ прогуляться и встрѣтил меня… Генералъ любезно пошел ко мнѣ навстрѣчу. Съ особенно развязнымъ жестомъ, которому онъ, видимо, старался придать какъ можно болѣе военнаго характера, протянувъ мне руку, онъ выразил большую радость меня встрѣтить и спросилъ, что мнѣ больше всего понравилось въ Монтевидео?
– Ваши лошади, – отвѣчалъ я.
– Ахъ, неправда-ли? Понятно, это настоящiе русскiе, да, чистокровные орловскиiе рысаки. Я купилъ ихъ въ Парижѣ за 50.000 франковъ. Вѣдь это настоящиiе?
Я успокоилъ его, увѣряя, что его не обманули насчетъ породы, удивляясь только цѣнѣ, но для американского генерала, что это значитъ? Мы продолжали разговаривать, тогда я замѣтилъ въ другой рукѣ генерала зонтикъ. Зачѣмъ зонтик, особенно же при этом костюмѣ? Но дѣло было просто: набалдашникъ на зонтикѣ былъ огромный бриллiантъ-солитеръ совсѣмъ необыкновенной величины.
– Ну, а что еще вамъ понравилось? – продолжалъ довольный собою и мною генералъ.
– А еще? – да вотъ вашъ зонтикъ.
Генерал прiятно захохоталъ, протягивая мнѣ зонтикъ – a la disposición de usted, hace me el favor (сдѣлайте одолженiе, въ ваше распоряженiе).
– Очень вам благодаренѣ, генералъ, – я ѣду теперь путешествовать по разным дебрямъ, и потому, куда же мнѣ дѣваться съ такой драгоцѣнностью, пожалуй еще убьютъ, – не то, я, конечно, принялъ бы»>17.
Стоит заметить, что в расположенные к Югу от Бразилии страны Латинской Америки Ионин прибыл в тот период, который тамошние историки изящно называют эпохой «консолидации государства»>18. Действительно: самые бурные революции отбушевали, междоусобные войны отгремели, и страны Южной Америки вступали в эпоху, которую иные местные историки склонны ностальгически называть «апогеем»>19.
Как бы то ни было, на рубеже XIX–XX веков до стабильности было ещё далеко, но быт уже стал уютнее и веселее. Не удержусь и воспроизведу еще один пассаж Ионина, где он описывает главную для тогдашнего Монтевидео «ярмарку тщеславия»: радующий глаз и поныне театр «Солис».
«Баръер ложъ дѣлается не сплошной, какъ у насъ, а представляетъ тоненькую изящную рѣшетку, такъ что снизу, изъ партера, не только можно видѣть до самаго конца прелести платьев Ворта и Руффа, но даже узнать, какiе въ данный моментъ башмачки в моде въ Парижѣ, и какiя ножки у предмета, за которымъ, вы, может быть, ухаживаете»