Зачем же, дорогой? - страница 2

Мне не нравилось, что эти вещи находились у нас дома, и я ему об этом прямо сказала. Он только рас­смеялся, он всегда смеялся в ответ. Потом сказал, что и ружье и нож положит в багажник машины, и прибавил, что так будет проще ими воспользовать­ся, если что.

Как-то в субботу он не пришел ночевать. Я ужасно волновалась и чего только не передумала. На утро, около десяти, он вернулся и попросил приготовить ему завтрак, сказал, что от охоты у него разыгрался аппетит, потом он извинился за то, что ночью не пришел домой, сказал, что они очень долго добира­лись до места. Все это звучало очень странно. Он был весь на нервах.

«Куда ты ездил?» — спрашиваю. «На север, в Венас. Мы там решили поохотиться». «А с кем ты ездил?» «С Фредом». «С каким Фредом?» Он уставился на меня, и я замолкла. На следующий день, в воскресенье, я пробралась в его комнату и взяла ключи от машины. Он обещал купить чего-нибудь к завтраку по пути с работы в суб­боту, и я подумала, что продукты, должно быть, ле­жат в машине. Тут я увидела его новые ботинки — они торчали из-под кровати, ботинки были все в грязи. Он открыл глаза.

«Дорогой, что случилось с ботинками? Ты только на них посмотри». Он сел на кровати.

«У меня бензин закончился, пришлось пешком до заправки идти. Тебя это так волнует?» «Я ведь твоя мать».

Пока он принимал душ, я взяла ключи и вышла на улицу, чтобы забрать продукты из машины. Я откры­ла багажник, но никаких продуктов там не оказа­лось. Я увидела дробовик — он лежал на одеяле, и нож, он тоже был там. Потом я заметила его ском­канную футболку. Я ее расправила, а она вся в крови. Футболка была еще мокрая. Я швырнула ее назад, за­крыла багажник и заметила, что он все это время на­блюдал за мной через окно. Когда я поднялась на крыльцо, он открыл мне дверь.

«Я забыл тебе сказать, у меня кровь носом пошла. Не знаю, но если футболку отстирать не удастся — просто выброси ее». И улыбнулся.

Несколько дней спустя я спросила, как у него дела на работе.

«Все хорошо, — сказал он, — я получил повыше­ние». Потом я как-то встретила Бетти Уилкс на ули­це, и она сказала, что ей очень жаль, что мой сын уволился из Хартлейз, ведь его все там так любили, сказала она, ну, Бетти Уилкс.

Прошло два дня. Ночью мне не спалось, я лежала и смотрела в потолок. Потом я услышала, как его ма­шина подъехала к дому, как он закрыл машину клю­чом, как прошел через кухню и коридор и, войдя в свою комнату, закрыл за собой дверь. Я встала. Из-под двери пробивалась полоска света, я постуча­лась, вошла и спросила: «Не хочешь чашечку чая, до­рогой? Мне что-то не спится». Он стоял у гардероба, потом с силой хлопнул дверцей, повернулся ко мне и закричал: «Убирайся отсюда, убирайся, мне так на­доело, что ты за мной постоянно следишь!» Я от­правилась в свою комнату и заснула вся в слезах. В тот вечер он разбил мне сердце.

На следующее утро он уехал еще до того, как я проснулась, но я больше не беспокоилась. С того самого времени я старалась вести себя с ним, как с квартирантом, пока он не исправится. Я держала дистанцию. Ему следовало извиниться, чтобы мы перестали общаться как двое незнакомцев, которых судьба свела под одной крышей.

Когда в тот вечер я вернулась домой с работы, на столе стоял ужин. «Как ты? — спросил он меня и по­мог снять пальто. — Как день прошел?»

Я сказала: «Дорогой, я так и не смогла заснуть про­шлой ночью. Я пообещала себе, что не стану ничего выяснять, чтобы ты не чувствовал себя виноватым, но я не привыкла к тому, чтобы мой сын разговари­вал со мной подобным образом».

«Я хочу тебе кое-что показать», — сказал он и до­стал свое сочинение по гражданскому праву. Если не ошибаюсь, оно было на тему взаимодействия Кон­гресса и Верховного суда. Эта работа заняла первое место на конкурсе выпускников. Я начала было чи­тать и решила, что нам пора обо всем поговорить. Я ему так и сказала: «Дорогой, мне нужно с тобой се­рьезно поговорить, очень сложно воспитывать ре­бенка, когда отношения строятся подобным обра­зом, а нам сложно вдвойне, ведь мы живем одни, без отца, без мужчины, который всегда поможет, если это необходимо. Ты уже почти взрослый, и я счи­таю, что заслуживаю уважения или хотя бы вежливо­сти, ведь я всегда была с тобой честна и справедлива. Я хочу знать правду, дорогой, это все, чего я от тебя жду. Дорогой, (я перевела дыхание), представь, что у тебя есть ребенок, и ты его спрашиваешь о чем-ни­будь, не важно о чем. Про то, где он был или куда идет, как проводит свободное время? И он ни разу вообще ни разу не говорит тебе правды? И если ты даже спросишь его, идет ли дождь на улице, он отве­тит «нет», скажет, что погода замечательная и светит солнце, и засмеется про себя, подумав, что ты слишком старая и глупая, все равно не заметишь, что на нем вся одежда мокрая. Почему он врет, спрашива­ешь ты себя, чего он этим добивается, и не находишь ответа на вопрос. Я все время себя об этом спраши­ваю и не понимаю — зачем. Зачем же, дорогой?»