Зачет по выживаемости - страница 34

— Я не помню своих снов.

Ведьмак кивнул.

— Травы дадут тебе силы влиять на собственные действия и действия других людей. Но только на те, которые еще не произошли. Над событиями, что уже случились: в прошлом году, вчера, сегодня днем, ты не будешь иметь никакой власти. Ясно, курсант Иваненко? — неожиданно закончил он голосом Хазара.

— Да.

— Ну, тогда ложись вот сюда.

Ведьмак опустил откидную кровать. Все его действия, неторопливые и какие-то экономно-скупые, вызывали как бы направленную цепную реакцию, словно вещи сами слушались его. В считанные минуты были отмерены и истолчены в деревянной ступке восемь или десять трав, добавлена щепотка из деревянного коробка и все это аккуратно пересыпано в металлическую колбу с широким горлышком и двойным рядом отверстий над дном.

Дождь за окном начал стихать. Валентин посмотрел на часы. Было без четверти двенадцать.

— Расслабься. Можешь закрыть глаза. Ты почувствуешь небольшое головокружение и только.

— Хорошо.

— Поверни голову ко мне, вот так. Постарайся дышать глубоко.

Ведьмак наклонился к печке, неуловимо быстрым движением выхватил пальцами из пламени кусочек раскаленного уголька и бросил на дно колбы. Над горлышком взвился легкий туман. Потянуло запахами болота, прелых листьев и мха. Ведьмак поставил колбу у изголовья кровати и отошел на средину комнаты.

Все произошло в мгновенье ока. Валентин вдруг увидел себя со стороны, лежащим на откидной кровати, и ведьмака посредине комнаты, через секунду под собой — мокрую от ливня крышу избушки и черный, залитый дождем, ночной лес и сразу — грозовые облака, освещенные сверху четвертушкой убывающей луны. Почему-то в ночном небе вдруг вспыхнуло солнце и тут же превратилось в крохотную искорку посреди других созвездий. Валентин почувствовал, как его грудь начинает распирать удушливая пустота, и понял, что не дышит уже давно: по крайней мере несколько дней, а то и месяц. Глаза неожиданно резанула яркая вспышка, и ударил близкий раскат грома.

Посадка на планету обратилась катастрофой. Корабль, который чудом не взорвался в воздухе, упал в болото и затонул через несколько минут вместе с остатками консервов, питьевой водой и медикаментами. Случилось это без малого сутки назад, и сейчас они (слава богу, никто не погиб при приземлении) идут в сторону плато в шестидесяти километрах южнее места аварии, где еще вчера с орбиты были обнаружены остатки каких-то строений и космодром.

Пить хочется невыносимо. Впереди, по колено в мутной воде, идет Юра Вергунов. Время от времени приходится пробиваться сквозь наплывающий неизвестно откуда мусор: сорванные грозой ветки деревьев, какие-то водоросли, кусты плавающих растений. Юра оглядывается. Выглядит он неважно: бледное лицо в грязных разводах с прилипшими волосками болотной тины. Волосы слиплись, на темени — сочащаяся сукровицей рана. Еще вчера это была просто глубокая царапина, полученная при падении корабля. Даже невооруженным глазом видно, что если до завтра Юра не получит элементарной медицинской помощи…

Юра останавливается около дерева с низкими, стелящимися над болотом ветками, и, наклонив треугольный лист, жадно пьет дождевую воду. Прозрачные капли из уголка рта стекают по подбородку и шее. Юра тянется еще за одним листом, и тут сверху на его голову падает огромный косматый паук. Наверное, такой же паук прыгает на Валентина, потому что вдруг наступает темнота…

15 июня 2189 года. 8:20 утра, понедельник.

Борт спейсфага «Марко Поло». Сто десять световых лет до Земли.

Все как обычно. Как всегда. Рутина. Но только не для меня. Хотя, казалось, я видел это уже много раз. Где? Во сне? В своей прошлой жизни?

— Курсант Дробич!

— Я.

Сердце бьется чуть быстрее обычного.

— Пожалуйста, поставьте свою подпись здесь… и здесь, где дата.

Я расписался в правом нижнем углу, где уже стояли подписи моих товарищей: подпись, похожая на стремительный разбег-прыжок у Юры, широкая и размашистая у Алексея, замысловатая Гриши, небрежная, с некоторой ленцой Валентина. У меня получилась какая-то закорючка. Неврастеническая кривулька какая-то на последнем издыхании, страдающая то ли несварением желудка и от этого согнувшаяся вдвое, то ли пляской святого Витта.