Загадка Ватикана - страница 29

стр.

Между тем жестокий римский наместник Руф все еще правил во Фессалии. Он продолжал подозревать христиан в самых неблаговидных намерениях, и они были вынуждены прятаться. Платные шпионы рыскали по городам и весям. Среди них было немало изменивших личину демонов. Ведь дьявол и иже с ним больше всего боялись распространения новой религии. Мученическая кончина святого Перпера и Павла Вынутого-из-Ножен-Меча, казалось, привела к распаду секты, но не стоило этим обманываться. Ведь в других областях Римской империи ученики Христа преуспели гораздо больше в обращении язычников. Даже стольный град Рим не мог считать себя в огражденным от этих опасных завоевателей.

И тогда Сатана собрал большой совет. Он боялся, как бы стоящий выше его в бесовской иерархии поверженный архангел Люцифер не посчитал его слишком мягкосердечным. Он поздравил Абраксаса с успехом его миссии и спросил у него, чего им следует опасаться или ожидать от тройного приговора, который вынес Базофону Соломон.

— Мой сиятельный господин, — сказал бес, — мне удалось поссорить этого юного шалопая с Небом, и я горжусь такой своей прытью.

— Не придавай этому слишком большого значения, — бросил Сатана. — Я боюсь, не прячется ли за всей этой историей какой-нибудь хитроумный план. Абраксас, не прекращай наблюдение за этим мальчишкой. Его возвращение во Фессалию может стать прелюдией каких-то божеских происков.

Абраксас пообещал ходить за Базофоном тенью и удалился. Тогда Сатана решил пойти посоветоваться к жабе Гадагону, своему великому прорицателю. Эта вонючая тварь ковырялась своими когтистыми лапами в тошнотворной тине. Она была явно в гневе.

— Что с тобой? — спросил Сатана.

— Ква-ква! Это настоящий ужас, настоящий ужас…

— О чем ты?

Жаба подняла свои круглые, как шары, глаза и устремила взгляд на дьявола.

— Если это позволить, настанет конец богам.

— Богам?

— И богиням, и нимфам… Поклонники этого назарянина заимствовали у евреев все самое худшее: страх перед человеческим телом, презрение к развлечениям и радости, любовь к страданию…

— Достаточно, — прервал его Сатана. — Я знаю этих людишек. И что же ты мне посоветуешь?

Гадагон подумал, потом сказал:

— Тебе следует встретиться с богами.

— Но ты ведь знаешь, что к Зевсу я не имею доступа и что Олимп презирает нас. Для тех, которые считают себя праотцами Греции, мы всего лишь варвары, наподобие персов или скифов.

— Однако есть среди них один бог, который имеет все основания опасаться новой религии, — сказала жаба. — Это Гермес. Разве не говорят, что Христос претендует занять его место? Неужто мы не сможем найти общий язык с этим ярмарочным зазывалой, который обожает спекуляцию и торговлю, обратив его внимание на то, что он может потерять монопольное право на доходы с морских перевозок и портовых взиманий?

— Блестящая идея! — рявкнул Сатана. — Он сейчас в Александрии, где руководит чем-то вроде колледжа. Его ученики готовят там Полное собрание его сочинений. Вот и удобный случай к нему подступиться.

И он тут же решил отправиться к Гермесу лично. Дело было слишком важное, чтобы доверить его подчиненному. Гермес имел репутацию великого знатока диалектики, а в этом деле Сатана мог кого угодно заткнуть за пояс.

Глава седьмая

В которой Базофон возвращается на Землю,
а ученые опять теряются в предположениях

Профессору Стэндапу стоило немалого труда закончить перевод этой главы. Каноник Тортелли корчил презрительные гримасы и возмущенно вскрикивал. Сцена, в которой Базофон остриг волосы у Самсона показалась ему нестерпимой; суд под председательством Соломона он посчитал еретическим; но это еще были цветочки. Когда Святой Дух и Иисус стали обсуждать, годится ли юноша на роль светоча Фессалии, несчастный каноник стал испускать такие горестные, такие зловещие вопли, что кардинал был вынужден попросить его покинуть зал, чтоб он смог на свежем воздухе прийти в себя.

Таким образом, чтение конца седьмой главы прошло относительно спокойно. Однако монсеньор Караколли не смог удержаться от замечания, что появление языческих богов, и в особенности Гермеса, в христианской легенде можно считать, по крайней мере, чем-то небывалым.