Загадки антропологии - страница 38
Светила науки отбывают восвояси, а через несколько дней появляется слух, что… изображения в пещере Ла Мут нарисовал один из помощников Ривьера! Называется даже фамилия фальсификатора — Бертумейру. В Париже этот слушок принимают за чистую монету. Ривьер в отчаянии: кто ему теперь поверит?
Он старается не появляться в столице. Раскопки в пещере Ла Мут продолжаются, и вскоре Ривьер и его коллеги находят… каменный светильник, относящийся к эпохе верхнего палеолита. Так вот каким образом первобытные художники освещали стены пещеры! Единственное возражение, которое не смогли опровергнуть Саутуола и Вилланова, снимается этой находкой!
Тут можно было бы и поставить точку в споре, если бы… Если бы спор был. Факты, найденные Ривьером, были очевидны — но лишь для того, кто хотел с ними знакомиться. А таких людей насчитывались единицы!
А тем временем…
Тулузский книготорговец и археолог Рейно обнаруживает в гроте Марсула наскальную живопись, сравнимую по технике с росписями Альтамиры. Его сообщение не принимается всерьез: Э. Картальяк отказывается осмотреть грот.
Археолог Дало в 1896 году в пещере Пэр-но-Пэр находит рисунки различных зверей, в том числе мамонта. Этот «зверинец» был хаотически разбросан на площади около 25 квадратных метров по вертикальной известняковой стенке, закрытой ранее культурным слоем древнекаменного века. Возраст рисунков тем самым доказывается неоспоримо. Дало публикует свои наблюдения и приглашает на место раскопок Мор-тилье. Мортилье долго, с сомнением, изучает рисунки и, в принципе, признает, что красочные росписи на скальных поверхностях, в темной глубине пещер, могли быть созданы в палеолите. Значит, и живопись Альтамиры — тоже? Нет, отвечает Мортилье, «точная дата рисунков Альтамиры не может быть определена».
Таким образом, вопрос о существовании наскального искусства в эпоху палеолита остался открытым. Но — только до 1902 года. В этом году на конгрессе французских антропологов в Монтабане профессор Люсьен Капитан и его молодые соавторы Анри Брейль и Дени Пейрони докладывают об открытии ими в 1901 году двух огромных пещер — Ком-барель и Фон-де-Гом — с наскальными изображениями. Древность находки подтверждается тем, что некоторые росписи покрыты прозрачной броней древних кальцитовых натёков…
Аудитория оживляется. Слышатся привычные смешки: вот, опять эти подделки… «Ваши копии сняты хорошо, — шутит Эли Массена. — Но ведь авторы подлинников — не ископаемые люди, а местные крестьяне, пастухи. Вот они-то от нечего делать и рисовали свой скот».
Попытки авторов доклада оправдаться выглядит неуклюжими: «Был прецедент признания палеолитического возраста наскальных рисунков в Пэр-но-Пэр….», — лепечут они — Были наблюдения и находки в пещерах Ла-Мут, Марсула, Шабо. Наконец, Альтамира»… Глупости какие! Смех и негодующие возгласы в зале звучат все громче. Уж этих простаков учили-учили, а они все за свое! Да современные эти рисунки, современные, неужели не ясно! А вот, кстати, и сам Картальяк встает. Допекли-таки маститого ученого эти мальчишки! Ну, сейчас он им врежет…
И Картальяк «врезал». Врезал так, что Эли Массена и другие весельчаки оцепенели с раскрытыми в припадке смеха ртами.
— Я призываю коллег не совершать той роковой ошибки, которую я совершил и продолжаю совершать вот уже на протяжении двадцати лет…
В зале наступила звенящая тишина.
Картальяк заявил, что в ближайшем номере журнала «Антропология» будет опубликовано его раскаяние, а сейчас необходимо идти к самим пещерам и осмотреть те изображения, о которых докладывают доктор Капитан и его коллеги. И в день закрытия конгресса, 14 августа 1902 года, его участники направились сперва в Комбарель, затем в Фон-де-Гом, а оттуда в Ла Мут…
Вскоре весь ученый мир с волнением и изумлением читал статью Картальяка «Моя вина», в которой он публично признавался в своих ошибках. А 1 октября 1902 года Картальяк, сопровождаемый молодым аббатом Анри Брейлем — в будущем одним из крупнейших исследователей культуры каменного века, — стоял у скрытой низким кустарником темной расщелины, ведущей в пещеру Альтамира. Перед этим он встретился с дочерью покойного Саутуолы Марией и попросил ее о прощении за несправедливость к ее отцу и его величайшему отбытию и за то, что поставил под сомнение доброе имя Марселино де Саутуолы.