Загадки любви - страница 32

Кэндис с трудом вспомнила, о чем шла речь.

— Одно из двух: либо девушка расплакалась бы, либо влепила бы тебе пощечину.

— Значит, только два варианта? Или нежная, или злая? Хорошо. Я хочу пощечину. У тебя старомодное... старомодная куртка.

Кэндис развернулась и зашагала прочь, удивляясь, откуда только берутся такие невыносимые типы, как Брэндон.

Откуда — она не знала, но ей было очень трудно сдерживать улыбку, которая предательски растягивала губы.

Кэндис вернулась туда, где Глория и Майк поставили раскладные кресла, шезлонги и столик. Шезлонгов было только два, и один Глория и Майк уже оккупировали: полулежа на нем, они пылко целовались. По правде сказать, «пылко» — слишком бледное слово для описания этого процесса. Кэндис почувствовала, как до корней волос заливается краской. А она еще считала себя раскованным человеком! Ну да, любовные сцены в кино давно перестали ее смущать. Но тут ведь не кино! Тут два живых человека, тут настоящая страсть.

— Красивая они пара, да? — спросил Брэндон за ее плечом.

— Да, — ответила Кэндис, не оборачиваясь.

— А почему ты делаешь вид, будто меня здесь нет? Зрелище завораживает? Не можешь оторваться? — уже насмешливо поинтересовался он.

Кэндис захотелось провалиться сквозь землю — или чтобы Брэндон сам провалился в пекло.

Он развернул ее к себе за плечи. Что он делает? Кэндис почувствовала, как ее охватывает ужас, безотчетный, дикий страх...

Слитый с чем-то еще.

Интересно, если в стакан с водой плеснуть чернил и влить меда, будет ли темная вода сладкой?

Будет.

И так же сладко было ощущать его сильное прикосновение, хоть оно и будило в ней темные, первобытные чувства: страх, и злость, и...

— Зачем ты это делаешь? — прошептала Кэндис и попробовала высвободиться.

— Потому, что мне очень этого хочется, — поделился Брэндон и поцеловал ее.

Земля вздрогнула — и ловко вывернулась у нее из-под ног. Хорошо, что Брэндон держал ее крепко, иначе она точно полетела бы куда-то — может быть, вниз, а может, и вверх...

Кэндис поняла, что у нее нет сил сопротивляться — ни сил, ни желания. Напротив, ей хотелось идти дальше, глубже, выше. Внизу живота отчаянно пульсировало, билось горячее томление. Еще, еще, еще, пожалуйста, не отпускай меня!

Поцелуй длился долго, но кончился так же внезапно, как и начался.

Кэндис распахнула глаза и только сейчас поняла, что они были закрыты. А ей-то показалось, что она ослепла!

Брэндон смотрел на нее с...

Ей хотелось принять эти чувства за нежность и восторг, но она боялась. Что, если он просто смеется над ней?

— Что ты себе позволяешь? — прошептала Кэндис.

Она была бы рада дать ему пощечину. Но к глазам подкатывали слезы. Как там Брэндон сказал? «Нежная»? Да, черт возьми, будешь тут нежной, а какой же еще, когда только что пережила самый прекрасный поцелуй в своей жизни?!

Позор тебе, Маркус Доннари. А про тебя еще в газетах пишут... Хотя когда это в желтой прессе про кого-то писали правду?

Кэндис почувствовала у себя между лопаток взгляд. Два взгляда. Она обернулась. На нее во все глаза таращились Глория и Майк. Лучше бы они продолжили свое «личное дело» и не совали нос в...

В чужое!

Ну да, а разве у них с Брэндоном не может быть каких-то личных дел?!

Что за черт, конечно, не может!

Кэндис почувствовала себя загнанной в угол. Она рада была бы уйти, исчезнуть с радаров, раствориться в разреженном воздухе — но не могла, пляж просматривался как раскрытая ладонь. Взбираться наверх, туда, где оставили машину? Кэндис усмехнулась: а что, неплохой выход — угнать машину лучшей подруги и умчаться обратно в Нью-Йорк!

Черт, не хочется устраивать такие неприятности Глории... Да и вообще — боязно как-то. Что будет, если ее остановит полиция? За превышение скорости, например? А ведь остановит, это точно...

Кэндис подошла к столу и взяла бутылку лимонада. Открыла, приникла губами к горлышку, опрокинула в себя порывистым движением. Холодная шипучая жидкость обожгла горло.

Думай, Кэндис, думай. Если ты будешь просто вот так стоять, сидеть или ходить с ошалевшим видом, тебя на обратном пути подбросят до психушки.

В сторону Брэндона она старалась даже не смотреть — и не понимала, легко ей это дается или, напротив, с большим трудом.