Загадки звездных островов. Книга 1 - страница 9
Прилежного юношу заметил библиотекарь Николай Федорович Федоров, эрудированнейший человек своего времени, выдающийся знаток научной литературы. "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком", — сказал о нем Л. Н. Толстой.
Федоров знал содержание нескольких десятков тысяч книг библиотеки, свободно читал почти на всех европейских языках и знал некоторые восточные. После его смерти вышло двухтомное собрание его трудов под названием "Философия общего дела". Федоров высказал идею о преобразовании космического пространства. Правда, его взгляды носили мистико-утопический характер.
Три года провел Циолковский в Москве. Федоровский космизм укрепил звездные устремления юноши. Беседы с необычным библиотекарем заменили Циолковскому лекции университетских профессоров, которые он не мог посещать. "В лице Федорова судьба послала мне человека, считавшего, как и я, что люди непременно завоюют космос", — вспоминал позже Константин Эдуардович.
Интересны слова Федорова, которые, можно сказать, оказались пророческими: "…Тот материал, из коего образовалось богатырство, аскеты, прокладывавшие пути в северных лесах, казачество, беглые и т. п., это те силы, которые проявятся еще более в крейсерстве и, воспитанные широкими просторами суши и океана, потребуют себе необходимого выхода… Ширь Русской земли способствует образованию подобных характеров; наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига".
Нет сомнения, что юноша полностью разделял уверенность своего наставника в том, что именно Россия даст миру первопроходцев космоса.
Пройдут годы. За двадцать шесть лет до полета Юрия Гагарина Циолковский скажет удивительные в своей неправдоподобной сбывчивости слова: "Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство… Он русский… Он — гражданин Советского Союза. По профессии, вероятнее всего, летчик… У него отвага умная, лишенная безрассудства…
Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола".
Юре Гагарину было в то время около года…
Не правда ли, вещие слова. Интуиция ученого имела надежную основу — жизнь, отданную своей мечте. "Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда", — написал он в 1904 году в своей краткой автобиографии, напечатанной в виде вступления к книге "Простое учение о воздушном корабле и его построении".
Весной 1878 года семья Циолковских переезжает из Вятки в Рязань. Циолковскому шел двадцать первый год. Он настойчиво продолжает самообразование. Чтобы обеспечить себя постоянным заработком, юноша сдает экзамен на получение учительского звания.
На пожелтевшем от времени листке бумаги нарисован астероид с человеком, который очутился в мире невесомости. На листке надпись: "8 июля 1878 года. Воскресенье. Рязань. С этого времени начал составлять астрономические чертежи. К. Циолковский".
Звездные чертежи Циолковского — это карты далекого мира, в который он так настойчиво искал путь. "Астрономия увлекла меня. Потому что я считал и считаю до сего времени не только Землю, но и вселенную достоянием человеческого потомства", — писал впоследствии ученый.
Чтобы сбросить путы тяготения, надо преодолеть земную тяжесть. А для этого транспортное средство (пока еще не ясно какое) надо разгонять с ускорением, превышающим ускорение свободного падения. Какие перегрузки может перенести человек при космическом взлете и посадке? Не окажутся ли они настолько малыми, что ему никогда не удастся покинуть околоземное пространство? Перенесут ли путешественники ускорения исполинского пушечного снаряда-вагона, который Жюль Берн отправил на Луну?
Эти вопросы занимают Циолковского. Он строит ротативную машину, предшественницу центрифуг, на которых ныне тренируются космонавты. Только пассажиры в его крутящейся машине были необычные… Спустя тридцать лет Циолковский напишет о своих рязанских опытах: "Я уже давно делал опыты с разными животными, подвергая их действию усиленной тяжести на особых центробежных машинах. Ни одно живое существо мне убить не удалось, да я и не имел этой цели, но только думал, что это могло случиться. Помнится, вес рыжего таракана, извлеченного из кухни, я увеличивал в триста раз, а вес цыпленка — раз в 10; я не заметил тогда, чтобы опыт принес им какой-нибудь вред". Это были одни из первых опытов по космической биологии и медицине.