Заговор князей - страница 39

Пробраться к военному стану московского государя и его воевод-полководцев оказалось делом непростым — чем ближе подъезжали, тем большее количество стражников и охранников их задерживало на каждом шагу — проверяли пароли и документы, так что Медведев даже не прятал грамоту великого князя, вызывающую его под стены Новгорода, а просто держал в руке развернутой, протягивая каждому, кто требовал разрешения на проезд.

Наконец они добрались до боевого шатра наивысшего московского воеводы Ивана Юрьевича Патрикеева, но самого боярина не застали, встретил их подьячий Ларя Орехов, помощник и правая рука Патрикеева, который хорошо знал Медведева и сам писал ту грамоту, которую держал сейчас в руках Василий, а потому доверительно сообщил все важнейшие новости: вот как раз сейчас идет военный совет с великим князем у него в шатре, а собрались там все воеводы полковые, потому как решается вопрос штурма — новгородцы, взбунтовавшись, затворились в городе и не хотят государя пускать внутрь, за что, конечно, поплатятся люто, а Феофил, архиепископ, вышел навстречу и тут же схвачен был Патрикеевым и сейчас ответ за все держит перед государем, а когда сие действо кончится неведомо, а потому — пошли за мной…

Ларя Орехов отвел Василия, Алешу и Ивашко в расположенный неподалеку шатер, где жили слуги Патрикеева, выделил им место, выдал три охапки соломы и велел ждать здесь, пока Иван Юрьевич не появится, а тогда он, Ларя, хозяину своему о приезде Медведева доложит, а когда воевода изволит его принять, сразу придет и ему о том скажет и, может, даже, это случится скоро, как только кончится военный совет, который идет уже давно, а потому должен подходить к концу…

… Военный совет действительно подходил к концу.

Бояре и воеводы, дьяки и советники, стоящие толпой у стен шатра, сняв шапки, молча и выжидающе смотрели на Ивана Васильевича.

Все, что необходимо — было выяснено, все аргументы — приведены, все, что нужно — сказано; теперь осталось последнее слово государя — как он велит, так и станется, — вон в прошлом году здесь же под Новгородом братья все его были — и Андрей Большой и Борис Волоцкий и Андрей Меньшой, только все равно он их советов, как было по старинке, не слушал вовсе — сам все решал — обиделись они тогда — может, потому и нет их здесь — нынче один лишь Андрей Меньшой сразу испуганно откликнулся на зов старшего брата и пришел под стены, да и то еще ни слова при всех вслух не сказал, а сегодня в шатер так и вовсе не пришел, сказавшись нездоровым…

…Боятся меня, братики, боятся… Ну, что ж, это хорошо. Пусть боятся. Не нужны они мне с их дурацкими советами! И слушать больше не могу, когда хором вместе с матушкой заводят: «надо по старине»! Не будет боле по старине! Хватит! Теперь все будет по-новому! Не зря Зоя каждую ночь твердит: «я не с татарским рабом под венец шла, — с государем великим, а великий — он потому великий, что ни у кого не спрашивает, как ему поступать, он сам лучше всех знает — а ты же такой, Иван, — ты ведь знаешь — так будь самодержцем, сам все решай, и Господь тебя не оставит — Господь помогает сильным!»…

Иван Васильевич повернулся к стоящему на коленях Феофилу, который бормотал молитвы, низко опустив голову.

— Я в последний раз обращаюсь к тебе, отче, — либо ты назовешь имена предателей и бунтовщиков, и тогда Новгороду будет пощада, либо не назовешь — и я отдаю приказ о штурме.

Феофил поднял голову и твердо произнес:

— Мне неведомы никакие имена.

Великий князь вздохнул с глубоким и, казалось, искренним сожалением.

— Ты не служитель нашей святой церкви, — и вдруг резко крикнул: — Изменник ты есть! Заковать его в кандалы и немедля отправить в Москву! Все его имения и ценности — изъять! И пусть кровь, которая прольется в Новгороде, падет на его голову! Увести!

Верно, совсем ума лишился от страха и гнева государя архиепископ новгородский Феофил, потому что повел себя вдруг как последний юродивый: как-то дико улыбнулся во весь рот, а когда его выводили, проходя мимо Патрикеева, вдруг подмигнул и шепнул ему на ухо: «Хрен вам мои ценности, псы московские!»