Заговор патрициев, или Тени в бронзе - страница 20
— Именно об этом я себя и спрашиваю! Так скажите мне, — снова надавил я на него, — кем был тот знакомый Лонгина?
— Некто по имени Барнаб, — сказал служитель.
IX
Сейчас уже было темно, но я знал, что Веспасиан работает допоздна, и отправился в императорский дворец.
Я ждал, пока он выпроводит людей, которые отгоняли мух и подносили вино. Правда, они никогда даже и не надеялись остаться в комнате, если здесь происходило чтото интересное. Потом я ждал еще, пока надменные секретари также получат свой приказ маршировать отсюда.
Оставшись наедине, мы оба расслабились. Я растянулся на императорской кушетке для чтения и смотрел на сводчатый потолок на расстоянии двадцати футов надо мной.
Эта комната была отделана темнозелеными панелями из Брешии, разделенными пилястрами из известкового туфа кремового цвета. Подсвечники на стенах были позолочены, все в форме раковин, все зажженные. Я вырос в мрачных домах, где мои кудри задевали потолок; с тех пор я неловко чувствую себя в огромных пространствах с изысканными цветовыми гаммами. Я лежал на кушетке с таким чувством, будто беспокоился, что на ее шелковой обивке от моего тела останется некрасивое пятно.
Император облокотился на высокий подлокотник и с хрустом грыз яблоки. На его квадратном смуглом лице с морщинками вокруг глаз скалой выдавался нос и хорошенький вздернутый подбородок, какой можно увидеть на монетах. Что не передает среднестатистический динарий, так это то, что Веспасиан Август открыл во мне хороший источник легкого утешения.
— Ну, Фалько? — Он нахмурился, глядя на большой спелый фрукт, возможно, из его собственного сабинского имения. Веспасиан никогда не платил за то, что мог вырастить сам.
— Цезарь, я терпеть не могу, когда грязные дикари получают доброе имя, но по действительно сладким яблокам Британия — чемпион мира!
Веспасиан проходил в Британии военную службу, которая имела определенно выдающиеся последствия. Моя британская служба была двадцатью годами позже и совсем не выдающейся. Ктонибудь типа Анакрита обязательно должен был сказать ему об этом.
Старик замер на минутку, как будто мое упоминание маленьких хрустящих яблочек из Британии, которое вызвало на языке взрыв такой неожиданной сладости, сыграло на старых чувствах. Если бы я не ненавидел Британию так сильно, то сам, возможно, почувствовал бы приступ тоски по дому.
— Что произошло в храме?
— Боюсь, плохие новости, император. Курций Лонгин мертв. К счастью для него, кремация у нас сегодня в моде. — Веспасиан застонал и ударил по кушетке огромным кулаком. — Император, за имена ваших противников предполагается премия. Входит ли сюда поиск маньяка, который крошит их на мелкие кусочки?
— Нет, — сказал Веспасиан. Он знал, что для меня это серьезный удар.
— Вся империя обожает великодушие императора!
— Не надо сарказма, — грозно рявкнул он.
В какомто смысле мы с ним не подходили друг другу. Цезарь Веспасиан был высоким сенатором из низкой семьи, но аристократом не в одном поколении. Я был искренним общительным грубияном с авентинским акцентом и без всякого чувства уважения. Тот факт, что мы успешно могли работать вместе, был типичным римским парадоксом.
Пока он со злым хмурым видом обдумывал мои новости, я воспользовался этим временным затишьем, чтобы рассказать всю историю от начала до конца.
— Император, пропавший вольноотпущенник, о котором я вам говорил, слышал, что Лонгин находится в Риме. Я уверен, что они встретились. Выглядит так, будто вольноотпущенник устроил пожар. Анакриту удалось отыскать его на правом берегу Тибра?
— Нет. Вольноотпущенник упаковал свои вещи и отбыл. Когда он устроил тот пожар, то, должно быть, уже приготовился сменить место жительства. Это четкий план. Во что он играет, Фалько?
— Либо это сумасшедший акт мести за смерть своего патрона в тюрьме, либо чтото более опасное.
— Ты хочешь сказать, что либо Барнаб считает Лонгина виновным в убийстве Пертинакса, либо Лонгина пришлось заставить замолчать, прежде чем он встретится со мной завтра изза чегото, что он мог рассказать? Неужели Курций Лонгин стал причиной смерти Пертинакса?