Заговор против «Эврики». Брошенный портфель - страница 7
II
В берлинском доме Шульца по Курфюрстенштрассе к приезду хозяина с племянником освободили от жильцов квартиру из пяти комнат на третьем этаже. Вся необходимая мебель была заранее перевезена из мюнхенского особняка. Кое-какие вещи должны были привезти с собой Амалия и Эмма, которые выехали в Берлин вслед за хозяином.
Как только устроились в квартире, Илья занялся подготовкой к поступлению в университет. Ему хотелось попасть на восточный факультет. Илья знал немного персидский язык: в колонии ему приходилось общаться с рабочими из Ирана, которые в те годы большими партиями приезжали в Советский Азербайджан в поисках заработка в нефтяной промышленности и на сельскохозяйственных работах. Илья представил в университет свидетельство покойного Вальтера Шульца об окончании средней школы и был допущен к экзаменам.
Экзамены он сдал хорошо. Наступил долгожданный день: Илью приняли в университет. В приподнятом настроении возвращался он домой. Ганс Шульц обнял его.
— Поздравляю, сынок. — Так стал называть его Шульц. — Поздравляю, мой мальчик.
Илья тоже обнял старика.
— Надеюсь, твоя карьера после окончания университета будет более удачна, чем моя. Мне всю жизнь не везло. Я никак не смог подняться выше среднего уровня, а когда дела стали поправляться, на наши головы обрушилось это чудовище — кризис. Хорошо, что меня не постигла участь моих друзей по Мюнхену: Гольдштейнов и Гардтов. Кризис сделал их нищими. И всему виною эти акулы — монополисты, которые хотят захватить в свои руки промышленность, а нас, средних предпринимателей, проглотить, как салаку. Скорей бы Гитлер пришел к власти! Он сразу покончит с кризисом и все поставит на ноги. Мелкие промышленники, крестьянство, предприниматели будут процветать. Не знаю, доживу ли до этого…
Хорошее настроение Ильи моментально испортилось. Старик сел на своего конька. Подобные разговоры Илье приходилось вести с ним чуть ли не каждый день,
Илью так и подмывало сказать, что лозунги Гитлера — чистая демагогия, они придуманы нацистами для того, чтобы привлечь на свою сторону неустойчивые слои рабочих, мелких предпринимателей, крестьянство, что нацисты в действительности — партия крупного капитала, партия реванша и войны.
— Изучай, Вальтер, “Майн кампф”. В этой книге собрана вся мудрость жизни, записаны гениальные мысли нашего Адольфа.
С книгой Гитлера старый нацист буквально не давал Илье покоя. Но Илья и сам понимал, что библию нацизма ему необходимо знать. Он зубрил ее — иначе запомнить мысли, изложенные в книге, не мог и удивлялся, что находятся люди, которые разделяют весь этот бред.
С трудом запоминались трескучие фразы: “…человечество стало великим в вечной борьбе. Человечество погибает при существовании вечного мира”; “Идеи гуманизма и пацифизма действительно, может, будут вполне уместны тогда, когда вышестоящая раса предварительно завоюет весь мир”; “Чем чудовищнее солжешь, тем скорее тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой…”
После обеда, во время которого Шульц продолжал рассуждать о великой миссии Адольфа Гитлера, призванного спасти и возвеличить немецкую нацию, Илья вышел в город.
На Унтер-ден-Линден было многолюдно. Илье нравилось бывать на этой центральной улице Берлина. Здесь расположились комфортабельные отели, стоял особняк советского посольства, который казался Илье хоть и недоступным, но уголком Родины, тут же был университет, в который он поступил. Посреди улицы по бульвару, окаймленному молодыми липами, обычно прогуливались берлинцы. На Унтер-ден-Линден первоклассные рестораны, дорогие магазины, театры, музеи. Но отели пустовали, омрачая улицу черными квадратами своих окон, из ресторанов не доносилось музыки, официанты уныло бродили между пустыми столами, кассирши театров, музеев, прикрыв свои окошечки, вязали кофты, читали книги, сквозь зеркальные витрины магазинов было видно, как приказчики в ожидании покупателей бесцельно перекладывают товары с места на место.
На улицах Илья с каждым днем замечал все больше и больше бедно одетых, худых людей. То и дело попадались калеки, старики с табличками, прикрепленными на груди, на них крупными буквами была написана мольба о помощи. Они прижимались к стенам домов, чтобы не попасть на глаза полицейским.