Заговор в Насцензе - страница 7
Брови Петро приподнялись.
— Да, вопросы. Я получаю их постоянно. Что будешь делать, Петро? У тебя нет цели в жизни, Петро? Ты — Диветри, которому не нравится стекло! — в отличие от Рисы, Петро не радовался ремеслу семьи. Выдувание стекла было жаркой и опасной работой, и его творения никуда не годились. — И у меня проблемы из-за тебя.
— Из-за меня? — Риса покраснела.
— Ты понимаешь, — Петро ощутил, что тоже покраснел. С каштановыми волосами и красными щеками они выглядели схоже. — Думаешь, все следят за твоими ошибками? Попробуй пожить как я. Нашим старшим хорошо — они уже работают в инсуле. Ромельдо — священник, но станет казарро Диветри. Никто не говорит о нем плохо. Веста и Мира живут сами. Мы всегда можешь скрыться от слежки в стенах замка. Или закрыться в библиотеке казы Кассамаги. Или в мастерской папы. У тебя есть эта свобода. А я? В инсуле нет уединения. Я делю комнату с восемью парнями. Если я что-то скажу, вспылив, это разнесется по крылу учеников быстрее, чем я моргну. О, я всегда знал, что те Диветри не такие милые, какими кажутся. Если я отвлекусь, и меня вызовут на лекции, и я не смогу ответить? Как жаль, что Петро самый слабый из Диветри. Братья и сестры инсулы смотрят на меня как коршуны, и я знаю, что они думают. Он будет как Риса? Почему он не талантлив, как Риса Волшебница? Боги. Я хочу просто проявить себя в чем-то, а не слушать сравнения с тобой.
Он не хотел говорить так много. Он не хотел говорить это так громко. Петро подумывал сунуть в рот тост, чтобы замолчать, но он перехотел есть.
— Я и не знала, — медленно сказала Риса.
Петро отвел взгляд. Она глядела на него так, как ему не нравилось, словно она не замечала его раньше.
— Плохо то, что половина Тридцати в инсуле ищет повода презирать меня, — продолжил он. — Но другая половина пытается втереться мне в доверие, потому что я — брат Рисы Диветри. А девочка из Сеттекорди, Талия, точно уже представила, что у нас семья и целое гнездо детей Диветри. Даже если бы меня пучило, она прошла бы мимо, понюхала и сказала: «О, Петро Диветри пахнет пирожными и радугой!», — Риса быстро моргала, словно разрывалась между ужасом и желанием смеяться. — Я рад, что виду, где враги. Но, Риса. То, что я не могу отличить подлиз от друзей, ужасно.
Риса не скрывала сочувствия. Она посмотрела в сторону и прошептала:
— Она милая? Эта Талия Сеттекорди?
Он хмуро посмотрел на нее.
— Ни капли. Она ненормальная. Фу.
— О, Петро, — Риса погладила его щеку и щелкнула по его подбородку. — Я глупая. Я так увлеклась своими проблемами, что не думала, как тяжело тебе.
— Мне не нравится выделяться. И все.
— Понимаю. Прости.
Петро стало чуть лучше от извинения, и он пожал плечами. Казалось, он сможет съесть инжир. Внутри был сыр с медом, и он оказался липким.
— Было нагло думать, что у тебя нет проблем, — сказала Риса. — А теперь, боюсь, придется их добавить.
От этих слов сердце Петро сжалось.
— О чем ты? — проговорил он невнятно из-за липкого угощения. Риса поджала губы, словно думала, как продолжить, и это встревожило его сильнее. — Риса? Что?
— Прости, Петро, — сестра пригладила ткань платья. — Я знаю, как ты не любишь выделяться.
Петро очистил рот и напряженно сглотнул.
— Что я наделал?
— Ничего, — сказала Риса. — Но тебе это не понравится.
3
От высшего голоса нашей земли прозвучало разрешение для осуществления нашего плана. Они мало знают о том, что оружие их разрушения создано ими самими, и мы питали его десять лет.
— барон Фридрих ван Вистел в тайном послании шпиону Густофу Вернеру
— Они схватят любого, кого ты прикажешь? — спросил Адрио. Он и Петро смогли собрать толпу за полторы минуты, как они вернулись в инсулу. Они почти сразу, войдя во двор, собрали толпу зевак, юных и наставников, которые шагали за ними. Когда они добрались до двери комнаты старейшины Катарре, с ними была половина нижней инсулы. — Потому что это пригодилось бы.
— Нет, — кратко ответил Петро. Он протянул руку к двери, но не стал стучать.
— Это стражи! — сказал Адрио. — Они обучены биться. Нужно с их помощью побить Пома ди Ангели. И близнецов Фало. И брата Микело. Могу составить список, — он облизнулся. — Длинный список.