Заговор в Насцензе - страница 8
Вид двух юношей со стражами замка не был странным на улицах города, но обе инсулы Кающихся Лены и Детей Муро были независимы от города, и стражи замка тут редко бывали. Два стража, которых Риса отправила с Петро, не могли слиться среди учеников. В ало-золотой форме они выделялись, как два сияющих слитка среди тусклой морской гальки.
— Плохо уже то, что мы привлекли внимание всех в этих стенах, — прорычал Петро другу. Он ощущал на себе все взгляды. Назначение стражей на неопределенное время было самым жестоким, что могла сделать Риса. — Думаешь, я хочу себе врагов?
— Разве стражи не должны защищать тебя от врагов?
Хоть они шептались, боясь, что их подслушают, Петро едва мог сдержаться.
— Все, кто уже не любит меня, подумают, что я пошел и пожаловался своей сильной сестре! — прошипел он. — Это ужасно, — Адрио, казалось, мог ответить, но пожал плечами. Петро покачал головой, кашлянул и перед стуком сказал новым стражам. — Я предпочел бы, чтобы вы остались снаружи, пока мы у старейшины.
— Приказы иные, казаррино, — ответил старший из двух стражей. Его волосы торчали так, что Петро мысленно стал звать его Веником. — Ваша сестра и король приказали сопровождать вас…
— …все время и везде, да. Знаю, — Петро вздохнул. Старейшина Катарре уже ответила на его стук в дверь, и он не мог медлить дольше. — Ох уж моя удача.
— Ты будешь в порядке, — сказал Адрио. — Она и не заметит.
Петро не знал, был ли его друг просто оптимистом. Он знал наверняка, что, как только он откроет дверь кабинета старейшины, она посмотрит поверх своих маленьких очков Кассамаги и увидит все в проеме двери. И она увидела двух парней — одного с каштановыми волосами Диветри и лицом, словно он съел лимон, а другой — низкий и не ухоженный. Она увидела и двух крупных стражей с ними, заметила и толпу людей в коридоре. А потом заговорила:
— Мне не сообщали, что в город прибыл цирк.
— Прощу прощения, старейшина Катарре, — Петро старался звучать так, словно его не окружало безумие. — Вы хотели нас видеть?
Она не сорвалась, но было видно, что на миг старейшина лишилась дара речи. Она встала из-за стола и склонилась, уперев в него руки.
— Да, Диветри. Хотела. Но я не ожидала увидеть хозяина карнавала с его ручной обезьяной, идущего по провинциям и ослепляющего зевак. Как и иллюзиониста, поражающего зрителей, или принца, который считает мир своим гаремом! Вы считаете себя таким, Диветри?
Ответа на эти вопросы не было, кроме:
— Нет, старейшина?
— Закройте дверь, — от ее слов Адрио поспешил послушаться, но два стража плавно прошли внутрь. Как только они уединились, старейшина продолжила. — Почему, Диветри, я не могу и десяти шагов по инсуле, большому заведению, сделать, не столкнувшись с напоминанием, что ты тут? Кто эти люди, и что они тут делают?
— Стражи… я их не просил! — возмутился Петро. Он посмотрел на людей в алом, они смотрели перед собой и не помогали. — Она… я… — его голос утих, пока он думал, как объяснить.
Риса в замке вздохнула искренне и сообщила ему новости:
— Скажу это как можно быстрее. Мило принимает делегацию из Веренигтеланде. Они прибыли ночью. Мы полагаем, что они хотят предложить нечто возмутительное. Они будут намекать, что близкий союз между их страной и Кассафорте — лучший способ избежать войны. Они получат наши порты и гавани, а взамен их армии будут защищать нас.
— Это не звучит возмутительно, — не понимал Петро. Веренигтеланде граничил с Кассафорте на севере. Только сто лиг фермерских угодий и леса Кассафорте лежали между городом и холмами горного Веренигтеланде. — Похоже, все что-то получат.
— Кроме меня, — не было сиропа, который был более горьким, чем слова Рисы. — Все, кроме меня, — она снова вздохнула. — Этот близкий союз они хотят заключить через брак. Брак короля Мило из Кассафорте и одной из дочерей императора Веренигтеланде.
Петро моргнул. Мило и Риса любили друг друга годами.
— Что думает Мило? Вряд ли ты скрыла от него свою реакцию.
— Что это значит? — рявкнула Риса.
— Риса! Ты не умеешь скрывать эмоции. Ты кричишь. Ты закатываешь истерики.
— Эта женщина… ей почти тридцать! — возмущенный тон сестры стал чуть тише. — Я пыталась придумать сотню причин, почему Мило не должен делать это, но есть лишь одна. Одна эгоистичная причина, — ей не нужно было ее называть. Петро уже знал.