Захваченная инопланетным воином - страница 15

стр.

Ракиз изучающее смотрит на самку, и я делаю то же самое. Она, кажется, ничуть не смущена его молчанием и просто смотрит на него, выпрямив спину и сцепив руки за спиной.

Ракиз кивает, его глаза неотрывно смотрят на Неваду.

— Конечно, мы поможем вам найти ваших подруг. На рассвете я отправлю на их поиски группу воинов.

Плечи Невады немного расслабляются от облегчения, и на ее лице тоже немного спало напряжение.

— Я пойду с ними.

— Ты этого не сделаешь.

Они смотрят друг на друга, воздух снова искрит от напряжения.

— Послушай, — тихо говорит она, — Меня учили не оставлять ни одного мужчину или женщину. Я помогу найти их.

Ракиз встает, и я вздыхаю. Эти самки отличаются от всех, кого мы знаем, и мой король изучает Неваду, как если бы она была интересной букашкой. Он позволяет своему взгляду скользнуть вниз по ее телу, и она напрягается, поднимая подбородок выше. Взгляд Ракиза останавливается на ее колене, из которого сочится кровь.

Он переводит взгляд на меня, и я киваю. Я прослежу, чтобы всех этих самок доставили прямо к целителям.

— Мы обсудим это утром, — говорит Ракиз, и я поднимаю бровь. Врать — это не похоже на него. Он принял решение, но, очевидно, хочет, чтобы самки поели и отдохнули, не разводя споров.

Невада кивает, и Ракиз переводит взгляд на одну из своих прислужниц.

— Арана, пожалуйста, позаботься о том, чтобы у этих самок была возможность принять ванну, обеспечь их одеждой и едой. А также их надо где-то расместить на ночь.

Я почти рычу, когда он произносит последнюю фразу. Моя самочка будет спать со мной. Она просто еще не знает этого.


ЭЛЛИ


Король вызывает страх. Конечно, и Терекс страшит, но он также может быть нежным, с улыбкой, которая побуждает вас улыбнуться в ответ. Ракиз просто излучает угрозу. Я не знаю, как Невада так разговаривала с ним, но подозреваю, что у нее есть желание умереть.

Когда Ракиз упоминает про еду и сон, мне почти хочется плакать от облегчения. В королевской хижине тепло, и я легко могу свернуться калачиком на полу рядом с кострищем в углу комнаты. Терекс жестом приглашает нас следовать за ним, и мы выходим из хижины и идем по дорожке вдоль больших палаток, которые он называет кради. Он останавливается перед одним из них, и оттуда тут же высовывается голова.

— Я слышала, что ты идешь, — говорит старуха. — Я подготовилась. Заходи.

В кради находятся три женщины, и тут пахнет цветами и травами. В центре горит огонь, создавая уют и тепло, в то время как дым выходит через небольшое отверстие, вырезанное в верхней части кради. Мои глаза тут же закрываются тяжелыми веками, и Терекс протягивает руку, хватая меня за плечо, когда я спотыкаюсь.

Женщина, которая приветствовала нас, жестом приглашает всех сесть на коврики у огня.

— Я Мони, — говорит она, — а это Талу и Фенри.

Мы представляемся, Мони поворачивается ко мне, а Талу и Фенри тихо переговариваются с остальными.

Зеленые глаза Мони изучают мою импровизированную перевязь.

— Нам нужно снять это, дитя, — говорит она, и от сочувствия в ее голосе я сглатываю комок в горле.

Терекс садится позади меня и осторожно развязывает перевязь, аккуратно снимая ее, пока я держу руку под углом девяносто градусов.

Мони бросает взгляд на Терекса, и тот подходит ближе с ножом в руке. Мое сердце почти останавливается, но он просто использует его, чтобы разрезать рукав моей пижамы, разрезая материал, пока он не падает, обнажая мой многострадальный локоть.

Рука вся в синяках и опухла, и я до сих пор не могу пошевелить ей, чтоб при этом не испытать ужасающую боль.

Мони берет мою руку, молча изучая в течение долгого времени. Она делает знак одной из женщин, и та передает ей миску с чем-то похожим на зеленую кашицу. Я вздрагиваю, когда она наносит ее мне на локоть, вскрикивая, когда я причиняю себе боль этим движением. Терекс придвигается еще ближе, кладя свою огромную руку на мою, где я сжимаю свое запястье.

— Осторожно, Элли, — шепчет он, и, даже когда я борюсь со слезами от боли, мое сердце екает от того, как он произносит мое имя.

Что бы ни было в зеленой пасте, оно начинает печь, и я снова кричу. Я хочу выдернуть руку и стереть пасту, но знаю, что любое движение только усугубит боль.