Закат северных крестоносцев. «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е гг. - страница 5

Отношения империи, папства, ордена и ливонских епископств были весьма сложными и запутанными. В перечне имперских округов 1495 г. Ливонии нет. Правда, при этом ей предлагалось платить имперские налоги (напр., Gemeiner Pfenning в 1495 г., сборы на борьбу с турками и т. д.). Еще в 1481 г. ливонский магистр Бернхард фон дер Борх обратился к империи с грамотой, в которой просил считать себя имперским вассалом в качестве подданного имперского князя — рижского архиепископа. Император Фридрих III в ответ прислал ему регалии на орденские владения, что вызвало большую напряженность как в Пруссии (великий магистр никогда не просил и не получал регалий от императора), так и в Риме (пана ревниво относился к подобным обращениям).

Лишь в 1512–1513 гг. при разделе Священной Римской империи на 10 округов Ливония была включена в ее состав, причем вошла в одну провинцию вместе с Богемией и Пруссией. 24 декабря 1526 г., после падения Пруссии в Эсслингене была дана грамота, подтверждающая, что Ливония является частью Священной Римской империи, а в 1530 г. Карл V официально пожаловал в Аугсбурге ливонского магистра провинцией Ливонией. Теперь ливонский представитель мог присутствовать на рейхстагах, а магистр считался имперским князем[6].

Сами ливонцы мыслили себя частью немецкого мира. Они дорожили и своими торговыми контактами с германскими городами, и происхождением своей государственности из времен Фридриха Барбароссы. Связь с империей выражалась и в подчеркнуто привилегированном положении немцев внутри ордена — только они могли занимать значительные должности, в их отношении действовали особые льготные законы. Да и многие ливонские знатные фамилии были связаны родством с дворянами Вестфалии, Рейнских земель, Нижней Саксонии и Мекленбурга.

Но главным интегрирующим фактором был язык. Жители Европы от Рейна и Эльбы до Западной Двины и Наровы говорили на смешанных диалектах, но — диалектах немецких[7]. Учитывая то, что в колонизированных районах немецкий язык выступал языком господствующего класса, он служил маркером принадлежности к элите «христианского мира».

Родство с этим миром проявлялось и в подчеркиваемых деталях быта, организации городской и сельской жизни. Ливонцы принесли на колонизированные прибалтийские земли традицию строительства каменных (кирпичных) городских домов, центральных строений усадеб, небольших четырехугольных, но каменных замков. В городах дома располагались лицевой частью на прямых, нередко мощеных улицах, возвышаясь коньками крыш над деревянными лачугами, хаотично «толпящимися» у их подножья. Камень подчеркивал мощь и силу немецкого начала по сравнению с недолговечными от угроз дождя и огня местными строениями. Одинаковой с европейскими была и планировка городов: в центре обязательно располагалась рыночная площадь, обычно отмеченная выразительной городской башней или ратушей. Непременным элементом германского пейзажа в Ливонии были доминанты католических соборов и мощная городская стена с массивными воротами, через которые и осуществлялся переход из ливонско-латтгальского-эстляндского мира в уютный городской als Vaterland. Среда обитания местных жителей в глазах немцев была представлена, судя по описанию 1572 г. одним ревельским пастором своей паствы, вонючими, темными и переселенными землянками и лачугами, в которых в жутких бытовых условиях жили буквально «стада» человеческих существ.

Конечно, обрисованная выше картина больше характерна для крупных центров ордена (Риги, Ревеля, Дерпта и др.), а в большинстве ливонских городков и замков подобные черты были, скорее, только угадываемы. Но даже эти размытые символы указывали на ориентир, на желаемую духовную и культурную связь провинции с далекой империей. Связь эта была в большей степени односторонней: империя редко вспоминала о своей колонии, и лишь изредка выходцы из Ливонии удивляли германские города и земли. Например, из Ревеля происходил живописец Михаэль Зиттов (1470–1525), написавший портреты многих европейских коронованных особ.