Заклинатель Белого Мира - страница 7

Я любил дни, когда Царимир проводил со мной больше времени, чем теперь. Он вводил порядок в мои будние дни. И во всем этом был свой смысл. Я любил, когда вечером он касался своей горячей, большой ладонью моего лба, передавая мне часть Силы. Так поступают со всеми детьми заклинателей, потому что в детстве они слабы и еще не могут управлять волей и брать энергию у окружения, чтобы укреплять и накапливать Силу. Я не помнил того момента, когда он стал делать это реже, а потом и вовсе перестал.

От обычных хладовеев заклинателей отличало то, что их дух креп и требовал больше затрат энергии души, потому что воспитание заклинателя отличалось от простого народа.

Подъем и отход ко сну был строго обозначен. Царимир заострял особое внимание на моем питании, а потом и физическом состоянии. «В здоровом теле здоровый дух», — говорил он. Вообще, насколько я помню, в стенах замка часто проскальзывали такие слова как дух, воля, душа, сила. Только потом я начал понимать их место в своей жизни. И какую ценность они в себе несут. Когда Царимиру приходилось уезжать из замка (а он часто бывал в разъездах) возвратившись, он всегда интересовался, что я ел в его отсутствии, что делал, чему научился. Но потом я понял, что это не привычка, а живой интерес дяди. Он растил во мне заклинателя. Потомков с самого раннего детства воспитывают и приучают к осознанности. Личное время у меня было только после обеда и вечером перед ужином. Эта привилегия была тоже в воспитательных целях — чтобы научить будущего заклинателя самостоятельно принимать решения.

Я думал обо всем этом лежа на кровати, смотря в одну точку, когда вдруг перед глазами вспыхнул образ девочки. Память вмиг выдала мне тот день у Радужных Врат. За время, какое я был прикован к постели, я много думал о девчонке. Ведь я так и не был уверен, уцелела ли она. Что с ними стало? И эти мысли не давали покоя по ночам. Я не питал иллюзий, что когда-нибудь повстречаю Северину, но неведение беспокоило меня.

Я откинул одеяло и сел, опуская босые ступни на холодный пол. Мурашки пробежались по спине. Из-за ослабевшего тела я не чувствовал Силу. Меня это не удивляло — вся моя сущность теперь как огромная пропасть, за которую я не мог ухватиться. И энергия не могла надолго удержаться во мне. Она текла, неспособная собраться в единое целое. Мне с трудом давалось контролировать даже ее остатки. Так что все мои попытки овладеть Силой, чтобы почувствовать себя лучше, были проигрышны. Бесполезно даже пытаться.

Я неспеша подошел к окну, которое привлекало своим светом, обильно струившимся на пол. Оперившись о косяк ставней, я прищурился, вглядываясь в горизонт. День был такой солнечный, что отвыкшие глаза от яркого света прослезились. Панорама горных хребтов всегда поражала меня величием. Я понял, как истосковался по снежным насыпям и кристальному воздуху. Я посмотрел на подножие гор, где тянулся во всей красе город Ордон. С этой стороны замка его хорошо было видно.

Стоя у окна, я замерз. Сжав плечи руками, я отправился обратно в кровать. И случайно поймал свое отражение в зеркале — болезнь серьезно отразилась на мне. Я исхудал так, что руки и ноги больше напоминали палки. Огромные глаза на худющем лице выглядели пугающе и напоминали глаза отца — в точности как на портрете в кабинете Царимира. Единственное, что нас отличало — цвет волос. Мои — жемчужные, а у отца — иссиня-черные. Впрочем, и это не прошло бесследно — в моих белых волосах росли черные пряди, на затылке и сбоку.

О своем отце я знал мало. Только то, что он предатель. Он предал свой народ. И каждый, кто презрительно смотрел на меня, напоминал мне об этом. Отец давно умер, но его до сих пор проклинают и ненавидят. Это суждение задевало меня. Царимир ведь не такой... И мне хотелось верить, что они похожи. Я тщательно скрывал свою веру. Когда кто-то плохо отзывался об отце, я молчал. И в эти мгновения я тоже становился предателем, только для своего отца. Тем самым я подавлял часть себя, связывающую нас с ним. Поэтому я как мог старался не думать о нем и избегать всяческих разговоров на эту тему. Об отце я мог открыто говорить лишь с Арием, и то не всегда, — у наставника было свое мнение на этот счет. Проблема в том, что оно было всегда разным.