Заклятые подруги - страница 13

— Как это? — не понял Кудряшов.

— Все предсказания основываются на интуиции. А факты, информация конкретная ее забивают. Это такая, знаете, очень тонкая материя, интуиция. Она просто выключается, когда ты много знаешь о человеке. Тогда начинают работать логика, жизненный опыт со всеми своими моделями и стереотипами, отношение к человеку. Да всё, что угодно. Интуиция — это чувство звериное, надличностное. Это ориентация во времени и пространстве без помощи высшей нервной деятельности. Ну, как вам еще объяснить? Неужели вы никогда не чувствовали, что такое интуиция?

Кудряшову стало обидно: ясно, что, рассказывая эти легенды, его принимают за полного кретина. «Ну, ничего. Логика меня еще никогда не подводила». И мстительно произнес:

— Так как же вы, Лариса Павловна, не предугадали заранее смерть своей подруги?

— Да именно потому, что она была моей подругой и я ее слишком хорошо знала. Господи, неужели непонятно? Я же вам только что долго объясняла — почему.

Верещагина замкнулась. Замыкалась она быстро, словно устрица. Вот только что была видна нежная, беззащитная субстанция, вдруг — хлоп! — непробиваемая твердь. Верти в руках сколько хочешь, но это будет уже другое существо.

— Предположим, — не сдавался, однако, Кудряшов, — но как же вы тогда догадались, что Алевтины Григорьевны больше нет?

— Не знаю, честно. — Верещагина и вправду выглядела растерянной. — Я возвращалась от Кати. Было часа три, по-моему. Народу на улицах — никого. Я остановила машину, открыла окна. Люблю, когда раннее утро, когда усталость после бессонной ночи… Я вспомнила Алевтину, она тоже любила эти часы, она и ложилась-то всегда где-то после пяти утра, не раньше. Говорила: только с полуночи до пяти и живет, остальное время — пустое. Я не могу вам объяснить, что произошло. Но я вдруг поняла, что Алевтины больше нет. Нет и всё. Мне стало страшно.

Лариса вдруг резко затормозила, примостилась у обочины.

— А потом, — услышал Кудряшов, — потом я позвонила из автомата в милицию. Я побоялась ехать сама.

Кудряшов наконец посмотрел на Верещагину. Лицо ее было бледным, и Слава подумал, что она еще хорошо держится после бессонной ночи.

— Вы мне не верите? — жалобно спросила Лариса, и Кудряшов понял, что ей очень важен его ответ.

— Верю, — соврал он.

— Вы просто успокаиваете меня.

— Почему? Верю. Может, я сяду за руль? Вы устали…

— Я устала, — согласилась Лариса, и они поменялись местами.

Кудряшов лихо вписался в сплошной лязгающий металлом поток. Чтобы как-то развлечь Ларису, он бодро ляпнул:

— А вы вообще-то не из пугливых. Так лихо водите машину…

— Вы мне это уже говорили, — расстроенно ответила Верещагина. — Не надо меня утешать, — и заплакала.

Теперь уже Кудряшов затормозил и долго вытирал Ларисе слезы своим большим, надушенным одеколоном «Консул» платком. Верещагина рыдала. Присутствие мужчины рядом вовсе не стесняло ее, наоборот, она ухватилась за Славу, прижалась к его плечу и рыдала отчаянно. Кудряшов гладил ее по голове, целовал в мокрые щеки и шептал что-то успокаивающее. Она изредка поднимала на него глаза, переставала плакать, но расслышав: «Все будет хорошо, ну что ты, все будет хорошо», — пускалась в рев опять.

Наконец Лариса стала всхлипывать все реже, отстранилась от Кудряшова, достала из бардачка косметичку, глянула на себя в зеркало, охнула и принялась наводить на лице порядок. Кудряшов, чтобы не мешать ей, вышел из машины. Прогуливаясь по тротуару, он пытался отогнать порочащие его как сотрудника уголовного розыска, находящегося при исполнении, мысли об этой женщине, которая только что была так беззащитна в его руках.

Бесплодные эти попытки были прерваны резким звуком: Лариса сигналила ему. Она была уже в порядке. И даже улыбалась. Улыбка у нее была замечательная, доверчивая, не оставляющая сомнений, что адресат ее — лучший друг.

Не без грусти Кудряшов подумал, что женщины ему уже давненько не доверялись. Обычно дамы чувствовали его свободолюбивую мужскую силу и абсолютное нежелание создавать семью. Их и влекло к нему, наверное, предчувствие предстоящей борьбы. Как показывает статистика, большинство из тех, кто играет в рулетку, — женщины, и соответственно большинство из тех, кто по-крупному проигрывает, тоже женщины. Они азартны, даже если тщательно скрывают это под своим консерватизмом и стремлением к стабильности. На самом деле, тихая гавань нужна женщинам только для того, чтобы удобнее было совершать дерзкие пиратские рейды в бурное море. Но часто бывает так, что, найдя эту гавань, дамы забывают, зачем она им, собственно, была нужна, и поселяются здесь на веки вечные. Но это уже из области женской логики и женской непоследовательности в желаниях.