Заклятые подруги - страница 15

— И большой был архив? — спросил.

— Приличный. Алевтина уже лет двадцать своим делом занимается. Плюс мои карты лет за пять.

— И что было на этих ваших картах?

— Все. Весь человек, с которым столкнула судьба. Весь его жизненный путь. Все его слабости и победы, все возможности — реализованные и упущенные. Иногда была просто астрологическая карта. В сложных случаях — еще и ее трактовка. Потому что карту не всегда «видишь». Бывает, бьешься, бьешься — не понимаешь ничего. А то вдруг взглянешь на хорошо знакомую карту, и такое открывается… Озарение, не знаю, как вам объяснить, — пожала плечами Верещагина.

— Вы мне составите такую карту? — Кудряшов улыбнулся улыбкой, понятной только им с Ларисой.

— Посмотрим… — смутилась она.

— А что, архив — это ценность какая-то?

— Ценность не ценность… Ну, как если бы у вас пропала картотека — с отпечатками пальцев, с фотографиями в профиль и анфас, со всеми сведениями, какие там вас еще интересуют. Для вас бы это было ощутимо?

Вопрос ответа не требовал.

— Вы считаете, что Коляду могли убить из-за архива?

— Вряд ли, — быстро сказала Верещагина.

— Почему вы так думаете?

— Мне так кажется…

— И все-таки… — настаивал Слава.

Верещагина посмотрела на него, улыбнулась обворожительно:

— Доверьтесь моей интуиции. Убийство и пропажа архива не связаны между собой.

Противопоставить что-либо такой логике оперу было решительно нечего.

— Ценности Коляда в доме хранила?

Лариса подошла к секретеру, выдвинула ящик.

— Вот они, кольца.

У Верещагиной в руках были не просто кольца — полная пригоршня разномастных, разнокалиберных колец-перстней. Но — Кудряшов определил наметанным взглядом — все они были с камнями-самоцветами, серебряные. Не очень дорогие.

— А драгоценных украшений в доме не было? — спросил Слава.

Верещагина усмехнулась.

— Видите ли, Вячеслав Степанович, эти украшения очень ценные. Они Алевтину хранили от всех и вся… Например, вот эта темно-зеленая яшма. Вообще-то считается, что она хранит владельца от яда и ненависти. Алевтина уверяла, что если надеть перстень с определенным камнем определенной формы в определенное время, то свойства камня усиливаются, порой преображаются и трансформируются. У Алевтины на пальцах всегда было несколько колец, иногда она их меняла, комбинировала одни камни с другими, в зависимости от обстоятельств, которых опасалась. Но дело не в этом. Алевтина всегда — вы поняли меня? — всегда надевала кольца с камнями, если ей предстояла встреча с чужими людьми. Эти камни были частью ее имиджа.

Кудряшов посмотрел на маленькие ручки Верещагиной, на ее тоненькие пальчики без единого колечка.

— А вы, Лариса Павловна, чего ж не бережетесь?

— Я ведь, Вячеслав Степанович, с порчеными дела не имею. У меня несколько другое амплуа. — Кудряшову послышались нотки торжества в ироничном тоне Верещагиной.

— А у Коляды не было каких-либо сбережений?

— Кто нынче делает сбережения? Время не то.

— И все-таки неужели вы, Лариса Павловна, никогда не видели у Коляды компьютер?

Повисла тяжелая, вязкая тишина, но ее пытались перечеркнуть, словно играя в крестики-нолики, звуки улицы, врывавшиеся в окно.

— Я никогда не видела у Алевтины компьютера, — наконец, внятно выговаривая слова, сказала Лариса. — И еще — записывайте — здесь нет книг по белой и черной магии. Старинные были книги и рукописи очень древние. Мне кажется, ценные.

…Несколько разворотов-поворотов, и «Таврия» остановилась у Ларисиного подъезда.

— Груз доставлен, хозяйка. — Кудряшов выключил зажигание и протянул Ларисе ключи.

— А вы сейчас куда?

Нет, она положительно не собиралась приглашать его в гости.

— На службу.

— Так возьмите мою машину, как вы доберетесь?

— О, Лариса Павловна, вы забываете, с кем имеете дело. — «И чего я выпендриваюсь?»

Кудряшов проводил Ларису до лифта. Пока бегал по цифрам этажей огонек, смотрел на нее. Она отводила взгляд. Дверцы автоматически открылись и захлопнулись, скрывая Ларисин взмах руки. Кудряшов постоял еще немного. «Чудес не бывает», — подумал он, чуть огорченно.

В этом новом районе дома стояли вне логики — за номером двенадцатым шел двадцатый, потом восьмой. Кудряшов долго плутал, пока не нашел нужный дом, потом еще блуждал, не в силах отыскать нужный корпус. В подъезде Кудряшову пришлось нудно объясняться с консьержкой — не хотелось пугать добрую женщину красными корочками. Наконец, позвонив в нужную дверь и услышав почти не ожидаемые шаги, Кудряшов облегченно вздохнул. Так, на выдохе, ему и пришлось спрашивать: