Закон десанта – смерть врагам! - страница 5

– А ты хамоватая, – строго заметил Вадим. – Не до срока ли взрослеем, девочка?

Ребенок зло сверкнул глазами и надулся.

– Уж какую вырастили. Только не говори, что сам беспонтовый. Я слышала – расстилался тут, как коврик персидский, склоняя тетечку к совместному времяпрепровождению. Можно подумать, один такой остроумный.

– А тебе и завидно стало, – хмыкнул Вадим.

– Да это же заяц! – прозрела Катя. – Обыкновенный ушастый заяц.

– Заяц, заяц, – буркнула девчонка. – Денег у меня нет. А в Любимовку надо.

– Ну, точно, – кивнул Вадим. – Раньше всех села. Водила до ветра умотал или за куревом, а эта и прошмыгнула. Слушай, дите малое, а мамка с папкой у тебя имеются?

– Сирота я, – подумав, сообщила девчонка, – круглая. Мамка при родах моих погибла, а папка от горя. Вот и мотаюсь по стране.

– Я бы тоже погибла, родив такую, – не преминула съязвить Катя.

– Врет, – убежденно заявил Вадим. – Уж больно ухоженная. И развита не по годам. Сбежала, поди, от мамки с папкой, а теперь корчит из себя сирую.

Екатерина задумалась.

– А может, заплатить за нее?

– А может, ей еще и пятку почесать? – не удержался Вадим. – Перебьется, не заслужила. Вот сейчас пойду и настучу водителю, пусть высадит ее посреди леса, говорят, тут волки прогрессируют, и разбойники свирепо размножаются.

– Не надо… – вздрогнула девчушка, и в голубых бездонных глазах появились слезинки.

«Ага, – подумал Вадим, – не такая уж она и железная. Хамит, а как прижмешь, шелковая становится.

– Как звать-то тебя, чудо? – спросил он уже миролюбивее.

Девчушка съежилась. Попыталась выпрямить затекшую ногу – не вышло.

– Валюша…

Стандартное имечко. Что вырастет, неизвестно. Назвали бы Олей – получилась бы парикмахерша… Вадим приподнялся, обозрел салон. Движок надсадно тарахтел. Виднелась правая рука шофера, лежащая на баранке. Пассажиры не оглядывались и, похоже, ничего странного не замечали. Похихикивали женщины, кто-то бубнил нарочито басом. По салону распространялся резкий запах «правильного» пива.

– А меня Вадимом звать, – признался Кольцов, подсматривая в щель между сиденьями (привставать он больше не решался). С другой стороны сидений на него смотрели и хлопали ресницами бирюзовые глазенки.

– Я уже в курсе, – прошептала девчонка. – А подружку твою будущую зовут… М-м, не помню. Просто блондинка.

– И этим все сказано, – прыснула Катя. – Мало того, что блондинка, так еще и женщина средней моложавости.

– Позвольте, – возмутился Вадим. – Как тебе не стыдно, Валентина? К твоему сведению, блондинки тоже люди и требуют подхода. Извинись перед дамой, а я пока схожу к шоферу, оплачу твой проезд, так что можешь распрямиться, а не то искривишь позвоночник.

– Нет, не вздумай… – глазенки мигом наполнились ужасом. – Не ходи, не надо… Это злой шофер. Я видела его глаза, когда он пригнал автобус. Он так смотрел вокруг, с такой настороженностью и злостью… Он меня высадит, не ходи.

Вадим пожал плечами.

– Как хочешь, Валюша, твоя спина, не моя. Но учти, когда приедем в Любимовку этот злодей обязательно тебя вычислит. В форточку ты вряд ли пролезешь, она маленькая, придется идти мимо кабины. И вот тогда он снимет со штанов широкий мужской ремень и выбьет тебя, как половик, что, в принципе, не мешало бы сделать.

– Плевать, – упрямо проговорила Валюша. – Вы меня прикроете.

– Мы не спецназ, – возразил Вадим. И почувствовал, что краснеет – сказал неправду. Впрочем, никто ничего не понял – о своей профессии он пока не распространялся.

– Да сядь ты нормально, – покачав головой, посоветовала Екатерина, – защемишь позвоночник – будешь тогда тут арии орать. Никто тебя не увидит – кресла высокие, ты маленькая, а водитель во время движения по салону не ходит.

На некоторое время установилось молчание. Видимо, девочка переваривала советы и нравоучения. Потом прижалась к щели и забормотала:

– Ладно, уважаемые, как-нибудь сама решу, где мне сидеть и как выходить. Можете трепаться хоть всю дорогу. Вы меня не видели, а я постараюсь вас потерпеть.

Автобус запрыгал по кочкам – относительно гладкий асфальт сменился грунтовкой. Лес стал гуще – зелено-золотистые перелески сменились сумрачной чащей, состоящей в основном из хвойных деревьев. Изредка они отступали, и обнажались мшистые барьеры из каменных глыб, заросшие на макушках травой. Лес и вправду производил гнетущее впечатление. Ничего удивительного, что где-то в его недрах в годы развитого социализма плодились закрытые объекты. Где им еще плодиться?