Закон сильного - страница 49

Дом архимагистра? Ну-ну. Те, кому эта задачка покажется привлекательной, младенчество, возможно, переживут. Но вот сбрить первую юношескую щетину им точно не суждено.

— Надеюсь, уж тебе-то не надо объяснять разницу между бандитом и вором? — хмыкнул я, насмешливо глядя на Пса.

— У тебя есть одно качество, перевешивающее все недостатки, — возразил тот невозмутимо. — Воры пользуются артефактами "фонариками" для обнаружения магических ловушек… Пока не натыкаются на такую, что окажется совершеннее. Живого чародея, в отличие от "фонарика", не обмануть даже самым сложным заклинанием. Но ни один чародей не согласится участвовать в ограблении.

— Только загнанный в угол самоучка, — мрачно завершил я идею.

— Нет, почему же загнанный! — запротестовал Пес, чем-то неуловимо напомнив мне в тот момент своего хозяина, Угря. — Это наоборот твой шанс вырваться на волю. Время пока терпит, подумай хорошенько. Решишься — пойдем говорить с заказчиком. Тайно вывести тебя из дома я смогу.

На том мы и разошлись. И, что бы там не болтал Бойцовый Пес про необходимость в покровителях, я был совершенно уверен: дела никогда не станут настолько плохи, чтобы толкнуть меня на такое безумие. В случае чего, возьму с собой Тай, да и уйду катакомбами. Ключ-то не разберет, по доброй воле разбудил его носитель нужной крови, или он валяется связанный с кляпом во рту.

Чушь все это. Надо поскорее выкинуть из головы и совершенствовать плетение нитей, пока есть возможность. Потом решим с Подсолнухом, куда лучше дернуть когти — от чародеев, Угря со всем семейством… а заодно и Пса с его охотниками грести угли чужими руками — и рванем прочь.

Лишь добравшись до зала я понял, что думаю совсем не о жгучих нитях, как следовало бы. А о том, как развеять без лишнего шума чужую плетенку. И мысль эта является венцом цепочки, начинающейся с идеи проникновения в тайник архимагистра.

План с побегом был плох лишь одним. Нет, не тем, что договор с Угрем я нарушу первым. Последние новости подтверждали, что рассказу Пса относительно видов на меня бандитского князя можно верить до последнего слова. Меня не устраивало другое: бежать, поджав хвост, в роли преследуемой жертвы. Я смертельно устал скрываться. За какие-то два месяца, без ученых наставников, без капли знаний о том, как правильно все делается, я научился тому, что сытенькие чародейские детки постигают годами. Мне хотелось бросить свои успехи в лицо уродам в мантиях, чтобы охотники, идущие по моему следу, вдруг обнаружили на месте ожидаемой легкой добычи матерого хищника, готового дать отпор. Разъяренного болотного зверя в мерцающих плетенках смертоносных заклятий.

Уволочь из дома архимагистра артефакт, за который грызутся магические школы — разве не достойная прощальная колючка от сорняка Чертополоха?

"Да помогут звезды", — выдохнул я, протягивая руки к нежно-оранжевой плетенке цветка. Качнулись длинные тычинки, словно высказывая немым упреком: что ж ты удумал, изувер!

Вот уж точно — ломать не строить. Не знаю, буду ли способен когда-нибудь повторить хоть один лепесток из этой хрупкой, ажурной конструкции — проучись я хоть сотню лет. Но вот разрушить ее собирался уже сейчас. Я долго колебался с выбором подопытного заклинания. Цветок был плох паутинной тонкостью нитей, но с другой стороны — это самая маленькая и слабая из доступных чужих плетенок, и если что пойдет не так, возможно, отделаюсь простым испугом.

Истончив коротенькие нити, насколько мог, я коснулся ими заклинания. Я уже пробовал это раньше, с собственными плетенками — сделать замкнутое кольцо, отделить а потом вновь "вобрать" обратно. Теперь же следовало повторить то же самое, но уже с цветком.

Грубые синие "веревки" плотно сомкнулись с оранжевыми "волосинками", и два плетения начали сливаться в одно. И тотчас же я понял, что такое напрямую соприкоснуться с чужой нитью. Примерно то же самое я чувствовал, когда однажды по зиме крепко застудил зуб. Только на этот раз больным зубом стало разом все тело. Закусив губу, я сжался, из последних сил удерживая себя от того, чтобы не отбросить заклинание, превратившееся в орудие пытки. Разницу между распадающейся и прочной плетенкой я уже отличал на глаз. Цветок уже лишился былой целостности, и от немедленного взрыва его удерживала только сила моего дара. Линии дрожали, теряя форму, а от места слияния нитей, словно расходящиеся в воде чернила, по оранжевой плетенке струились синие разводы. Когда все заклинание приобрело грязновато-серый оттенок, я почувствовал, как боль понемногу отступает, возвращая способность здраво мыслить и оценивать ситуацию. По виду и ощущениям чужая плетенка уже мало отличалась от моей собственной. Дождавшись для верности, когда цвет выровняется окончательно, я принялся медленно ее распускать. Я уже не мучился, как прежде, разделяя нить на части. Действие отшлифовалось настолько, что заклинание словно растворялось синим дымом, такими небольшими были рассеиваемые кусочки. В магическом плане это происходило почти неощутимо — по крайней мере, я мог надеяться, что в общем шуме, наполняющем Подкову, такое останется незамеченным. Плети свои сети, архимагистр, скоро мы испытаем их на прочность.