Закон сильного - страница 57
В лучших традициях площадных скоморохов я скорчил удивленную физиономию и протянул добычу магу. Надо было видеть, с каким лицом он выхватил ее у меня из рук и зашвырнул дальше по коридору.
— Это нестабильный контур, болван! Рванул бы — ошметков не осталось! От обоих!
— Я думал, ты чародей. Неужели щитов поставить не мог?
Я все-таки его довел. Глаза мага сверкнули почище, чем у болотной твари. Лицо его перекосилось от ярости, кулаки сжались, и мечта моя сбылась. Он бросился на меня. Первый. А значит, можно было спокойно, без зазрения совести, приступить к самому что ни на есть магическому занятию: исправлению внешности. И если выпускницы Академии драли с благородных неженок по целому состоянию за всякое там изменение формы носа и увеличение пухлости губ, я готов был проделать это с чародейчиком совершенно бесплатно. Подозреваю, что на лице моем в этот момент прорезалась улыбка счастливого безумца. Утяжеленная цепью левая рука размахом пошла в ненавистную челюсть ненавистного урода.
Драться парень не умел. Нет, я вовсе не хочу сказать, что его этому не учили, или он ничего не вынес из своих занятий. Но ему явно не приходилось стоять лицом к лицу не с учителем, и не с другом, товарищем по тренировке, а с человеком, который не сдержит удара и не ослабит хватки, ощутив условленный знак о сдаче… Хотя что-то мне подсказывало, что этот парень вряд ли часто его подавал.
Он быстро сообразил, что преимущество не на его стороне, и это лишь добавило ему решимости держаться до конца. Я не помнил уже, на каком пропущенном ударе во мне начала пробуждаться лютая ярость. Я бил не заносчивого чародейчика, не желающего склоняться перед превосходящей силой. Я бил символ. Своего вечного бегства, страха, невозможности жить, как нормальные люди. И чем ожесточеннее становилось его сопротивление, тем сильнее я зверел.
Чутье бойца у мага, определенно, имелось. Он прочитал свою смерть в моих глазах за считанные мгновения до того, когда она была готова за ним явиться. Ослепительной вспышкой полыхнул чужой дар, пальцы чародея сложились странными фигурами, он что-то хрипло прошептал…
Я не успевал уже ничего. Даже крошечного куска щитовой нити сотворить, не говоря уж о моих жалких потугах на тему плетенок. Дар пробудился сам, инстинктивно. На какой-то краткий миг мелькнула глупая мысль о том, как хорошо бы этому синему облаку превратиться в щит самому, но додумывать ее было уже некогда: льдисто-холодное заклинание оплело мое тело, без лишних сложностей преодолев внешний, разреженный слой ауры и застряв там, где она стала вдруг особенно плотной, яркой, искрящей.
Я говорил, что переподчинять чужие плетенки это больно? Так вот, я соврал. Больно — это принимать на голый дар боевые заклятья.
С диким воплем я покатился по полу. Обезумевшее, ускользающее сознание цеплялось за единственный крючочек: мысль о том, что терять его нельзя ни в коем случае.
Я не видел, как бросился ко мне смертельно побледневший чародей. Я даже не могу сказать, каким образом он так быстро погасил сеть и что сделал с ней потом, потому что как только почуял исчезновение опасности (боль не делась никуда), так сразу и провалился в забытие.
Без сознания я пробыл недолго. Маг, и тот отходил медленнее. Я уже пришел в себя, а он все еще стучал зубами, словно в ознобе, невнятно бормоча себе под нос.
— Во имя звезд, оно получилось!
— Что получилось? — прохрипел я, отплевываясь от крови, хлещущей из прокушенной губы. — Первое в жизни заклинание?
Маг орал так, что показавшаяся было из-за поворота "собачка", с любопытством принюхивающаяся к крысиной тушке, а заодно кидающая оценивающие взгляды на нового чужака, испуганно шарахнулась и сочла за лучшее убраться восвояси, махнув шипастым хвостом на буйных сумасшедших, зачастивших в ее тихое логово.
— Ты действительно такой идиот, или только притворяешься?! Да, первое! Первый смертельный контур! Который я сотворил, не думая, и бросил в человека! Ящеролюды тебя забери с твоими длинным языком!
Теперь-то мне наконец стало ясно, почему у него так трясутся руки. Точнее, и ясно, и дико одновременно. Наверное, так и живут люди в мире за пределами Стрелки. Где для парня восемнадцати-девятнадцати лет совершенно нормально ни разу в жизни не держать в руках чего-нибудь смертоносного, обращая его против человека. Мне это казалось таким же невероятным, как услышать от седобородого дедушки признание в том, что накануне он впервые провел ночь с женщиной.