Законы (не)каменных сердец [СИ] - страница 14

«Почему?» — удивилась она, но спрашивать, конечно, не стала.

Ксюша понимала, что всё это принадлежит не ей, но каждый раз без труда отбрасывала от себя эти мысли куда-то на задворки сознания, потому что ей совершенно не хотелось обратно: в мир, где за каждый кусок приходится дорого платить, где вся жизнь стала сплошной погоней и не осталось (да и не было) ни одного близкого человека, где богатый, но нелюбимый жених использует её, как красивую игрушку, а вечно пьяные родители ненавидят её, словно она виновата в том, что появилась на свет.

Иногда сёстры начинали что-то подозревать, но ей каким-то чудом удавалось пресекать их сомнения на корню. Вероятно, тому нечто — далёкому отголоску настоящей Медузы, теплившемуся где-то глубоко внутри. Девушка так и не смогла понять, убило ли её появление истинную владелицу этого тела, или просто загнало поглубже? Как бы то ни было, никакого раздвоения личности девушка не ощущала: лишь изредка посещали немного чужеродные мысли и чувства. Ей оставалась только жалеть, что она в своё время пренебрегала мифами и не знала судьбу Горгоны.

Конечно, не всё было так уж радужно. Например, дикие в своей простоте нравы вгоняли в краску, но ко многому Ксюше удалось привыкнуть. Кроме того, за это время она научилась обращаться со своей стихией — водой. Ей немногое было подвластно в этом плане, но кое-что всё-таки получалось. Например, она могла поднять волны, заставить ручеёк ненадолго остановить движение, вызвать дождь, создать фигурки из воды, вернуть к жизни засохший на солнце цветок. Ощущение связи, пусть и слабой, с мощной и ласковой, временами опасной, но всегда завораживающе красивой стихией, ощущение магии в себе и вокруг вызывало почти детский восторг — этим невозможно было насытиться.

Нередко к морю приходили люди, чаще всего рыбаки или играющие маленькие дети. Они сначала пугались при виде крылатой девушки, но тут же восхищённо округляли глаза. Ксюша любила беседовать с ними, помогала с чем-нибудь — уловом или огородом, а детей «катала» на себе, невысоко пролетая над берегом, крепко держа в руках хрупкое, восторженно повизгивающее и смеющееся тельце ребёнка. На это сёстры неодобрительно качали головой: они за что-то презирали смертных и никогда намеренно не являлись перед ними, как и многие другие титаны, несмотря на то, что смертные воздавали им всяческие почести.

— Теперь эти продажные существа поклоняются проклятым олимпийцам наравне с матерью-Геей, землёй. Как они смеют? — возмущались Граийи, презрительно морща носики и хлопая белыми крыльями.

— Потому что олимпийцы победили… — ответила Ксюша, за что получила сразу пять укоризненных взглядов.

— Мы ещё поборемся. — гордо вскинула голову Евриала.

Так же считали, вероятно, и остальные гордые титаны[20], поскольку отзвуки жутких сражений доносились и до их укромного уголка. Не раз и не два сотрясалась земля, унося жизни людей, или начиналась гроза, во время которой молнии разили, как стрелы. Или кружились ураганы, сровнявшие с землёй деревню…

— И так повсюду. Уже очень давно. — рассказывала Пемфредо. — Вскоре совсем ничего не останется от рода человеческого, который ты внезапно полюбила, помяни моё слово.

У Ксюши не было причин не верить сестре, она помнила, что поколения — «века» — сменяются, и Золотой век должен уйти в небытие, как затем и Серебряный, и Бронзовый, но слишком пугал её блеск Танатовой[21] косы, чтобы хотя бы не пытаться помочь. Ведь по сути девушка оставалась человеком, а не титанидой. И так же, как смертных, лик Железнокрылого, срезающего пряди, страшил её, хоть и был обращён не к ней.

Однажды она летала над морем, держа в руках маленькую Эвридику — милую черноволосую загорелую девочку лет восьми, с огромными голубыми глазами, будто подведёнными угольно-чёрными ресницами, которая особенно полюбилась ей и часто прибегала из близлежащей деревеньки, как вдруг заметила, что небо почернело буквально за несколько секунд, явно приготовившись извергать смертоносные стрелы, но что насторожило куда сильнее — с морем было что-то не так. Из ласкового, льнущего к ней оно вдруг стало враждебным, страшным и резко отхлынуло от берега на несколько метров. Даже Эвридика, только что весело хохотавшая, насторожилась и попросила опустить её вниз.