Залив Терпения (Повести) - страница 10
Он выкурил подряд две папиросы, но из кухни не уходил, хотя очень хотелось еще посмотреть на сына, — не знал, что же теперь говорить Тане, и боялся, что его обида и злость на нее как-то вырвутся наружу, а этого ему очень не хотелось. И долго стоял, смотрел в окно, ничего не видя за ним.
4
Таня сама пришла к нему — вместе с недопитой бутылкой, но убогая закуска и рюмки-наперстки остались там.
— Давай здесь посидим, хорошо? — предложила она.
Василий кивнул, внимательно посмотрел на нее. Голос у Тани был дружеский, даже как будто робкий, но радости у Василия это не вызвало, с прежней обидой подумалось: «Нашкодила, теперь облизывать будет…»
— А Олег… спит?
— Да.
Таня задернула штору на окне — и это тоже обидело Василия: «Боится, как бы не увидели…» Таня достала другие рюмки, почти нормальные, — пить из них можно было, — спросила:
— Грибов хочешь?
— Давай.
Грибы оказались отменные, и хлеб теперь Таня резала так, что есть вполне можно было, и колбаса копченая появилась, тоже нарезанная нормальными кусками. «Интеллигенция», — усмехнулся Василий, глядя на это преображение.
Он с удовольствием выпил полную рюмку. Таня только чуть пригубила, вытащила пачку сигарет с каким-то иностранным названием. Василий дал ей прикурить, покосился на тонкий, слабого табака, дымок:
— Раньше ты вроде не курила.
— Курила, но редко, ты просто забыл.
— И в самом деле курила, — вспомнил Василий, — даже знакомство их с этого началось. Таня пододвинула ему пачку:
— Попробуй.
Но Василий вытащил «беломорину».
— Я уж свои.
Таня, коснувшись рукой его колена, участливо спросила:
— Обиделся?
И это напоминание об его обиде заставило Василия отвернуться:
— А тебе-то разве не все равно? Ты же небось считаешь, что обижаться на тебя я права не имею. Я же для тебя… так, человек случайный. Подумаешь, переспала, мало ли…
— Не надо так, Вася. Ты же ничего не знаешь.
— А вот ты и объясни мне, — повысил он голос, резко вскидывая голову и поворачиваясь к ней. — Не думай, что только ты одна все понимаешь, а другие… А ты… смотришь на меня, как на… — Он не находил слов, чтобы объяснить свое состояние, и чертыхнулся про себя. — Ты же умная, интеллигентная женщина, а говоришь такую… Что ж, по-твоему, я такой совсем уж пустой человек, что мне должно быть все равно, есть у меня сын или нет? Думаешь, уеду и тут же забуду? Да пойми ты, что это не только твой сын, но и мой тоже! Мой!
Таня опустила глаза и тихо сказала:
— Извини, я и в самом деле… не так сказала.
Василий, не ожидая этого, смешался, проворчал, снова отворачиваясь:
— Да ладно, чего там…
— Понимаешь, — сбивчиво заговорила Таня, — ты так неожиданно появился… ну, я и растерялась, сначала даже не хотела показывать тебе Олежку…
Василий, вспомнив, как спокойно встретила она его, и верил и не верил ей. Таня продолжала:
— Конечно, я совсем не думаю, что тебе должно быть все равно. Но, понимаешь… я уже как-то забыла, что ты… что он твой сын. Давно ведь мы не виделись с тобой. Да и ты наверняка забыл меня…
Таня выжидающе смотрела на него, но Василий молчал.
— Вот видишь, и сам соглашаешься… — И, заметив его протестующее движение, торопливо продолжала: — Ну, не совсем так, конечно, ты, наверно, помнишь, что мы когда-то вместе месяц жили… То есть не наверно, а просто помнишь, но ведь с тех пор у тебя были другие женщины, и не одна, наверно…
Василий чувствовал, что Таня говорит об этом только для того, чтобы оправдать себя, и усмехнулся. Таня сделала вид, что не заметила этой усмешки, и продолжала:
— Да и в самом деле, если разобраться — что у нас было? Встретились случайно, провели вместе месяц, разъехались… Не встретились бы — другая у тебя была бы…
— А у тебя — другой, — грубо прервал ее Василий. — Все хорошо, прекрасная маркиза, и топай ты отсюда подальше, нечего тебе здесь делать, — так, что ли? И к сыну ты имеешь отношение постольку-поскольку… А?
Таня молчала, разглаживая на коленях юбку, и Василий, глядя на ее руки, на открытые колени, вспоминая, как он когда-то ласкал ее, с горечью спросил:
— Неужели так сразу и забыла меня, а? Забыла, Татьяна Георгиевна?
Таня молчала.