Замечательный сосед_мжм - страница 5
– Я? А, да. Прости, задумался.
– О чем?
– Куда кровать будем ставить.
– Так её нет ещё.
– Привезут.
– Тогда и подумаем.
– «Мы подумаем, и я решу»? – улыбнулся жене.
– Правильно мыслишь, Ёжик, – тем же отвечает Катя.
Она у меня бывает мягкая, податливая, нежная, как… сливочный крем. А иногда – как пломбир из морозилки. Жёсткая. Надо долго лизать, чтобы смягчилась. Э… не в том смысле. Хотя иногда и в том. Короче, расстановку мебели решила мне не доверять. Посмотрим, как пойдет.
– А кто это там сверху спустился? – спросила Катя. Вот глазастая!
– Ты как увидела, попой же к нему стояла?
– У меня там глаза, – отшутилась.
– Шоколадный глазик умеет видеть? – дурашливо спросил я.
– Дурачок, – усмехнулась Катя. – Шаги слышала.
– Да какой-то… хрен озабоченный.
– Хрен – это мужчина. Озабоченный чем?
– Да не важно.
– Ну скажи.
– Нет.
– Скажи, всё равно не отстану!
– На попку твою пялился, когда мимо шел, – сказал я зло.
– А что, у меня плохая попа?
– Прекрасная.
– Так почему больше никому…
– Нельзя, и точка. Моё, – сказал я.
– Сатрап! Я не твоя собственность, – хихикнула Катя.
– Не собственность. Но моя. Ещё раз увижу, как он глазёнками своими рыщет, натяну ему их на жопу, – полушутя-полусерьезно пригрозил я.
– Ты ж мой защитник! – улыбнулась Катя. Подошла, чмокнула в щёчку. Мои ладони скользнули ей за спину. Ниже. Вот они, мои любимые упругие персики.
– Руки убрал, – слышу тихое и настойчивое.
– Катюша, может…
– Вещи, Серёжа. Вещи! – интонация серьезнеет. Понял.
Продолжаем раскладывать имущество. Наконец, лестничная площадка опустела. Всё своё ношу с собой. Закрыли дверь, устало уселись на коробки. Теперь отдых. Я иду на балкон. Вид отсюда… ну просто вынос мозга! Такая красотища! Закуриваю. Хочется взирать на простор и… материться от восторга. Но при Кате не могу. Не любит этого.
Вышла. Встала рядом. Прижалась. Тело у неё упругое, горячее. Как же она меня заводит! С пол-оборота, как хороший движок.
– Чудесно тут, да, Серёж?
– Не то слово, Катюш.
– Диван когда привезут, кстати?
– Какой диван?
– В гостиную, Ёжик. Мы позавчера ездили, заказывали, помнишь?
– Я… это…
– Ты что, забыл?!
– Катя…
Серо-зеленые глазоньки, такие мои любимые, становятся стального цвета. Губки пухлые пожимаются, бровки сходятся у переносицы.
– Быстро. В мебельный салон. Звони.
– Спешу, любимая! – ухожу в комнату, по мягкому месту получая звонкий шлепок маленькой ладошкой. Ага, хоть и маленькая, но крепкая. Жжётся на том месте. По делу получил. Не буду забывать. Позвонил, уточнил. Да, всё в силе. Вернулся на балкон доложиться.
– Какой же ты у меня раздолбай бываешь, Сергей Морозов! – улыбается Катя.
– Зато ты ничего не забываешь, мадам Морозова, – говорю в ответ. Тянусь к её милому лицу, целую. Она ласково принимает мои прикосновения, проводя ладошкой по голове. Жмурюсь от удовольствия, как котик на солнце. Обожаю, когда так делает!
Обнявшись, стоим и смотрим на лесные просторы перед нами. Мы словно две птицы, летящие над верхушками высоких деревьев. «Над землей летели лебеди солнечным днем. Было им светло и радостно в небе вдвоем», – пришли на ум строчки из какой-то песни. У нас в автосервисе частенько «Ретро-FM» играет, эта оттуда. Красивая. Трагическая правда. Но в нашей с Катюшей жизни всё будет хорошо. Вот скоро мебель привезут. Разберем. Разложим. Расставим. И станем дальше возиться, обустраивая наше личное семейное гнёздышко. Ну, пока не совсем наше, потому как банк. Залог. Ипотека. Зато через 20 лет… Ну, или раньше. Мы постараемся.
Сказать, что мы с Катюшей в этот день устали – ничего не сказать. Едва нам привезли-таки новый диван, как мы, расстелив его, только и успели, что сверху простыню накинуть, раздеваться и повалились спать. Даже не стали искать подушки и одеяла – где их тут отыщешь в этой куче всего и вся? Благо, лето, тепло, можно спать даже с приоткрытыми окнами.
«The Show must go on!» – вдруг донеслось до моего слуха посреди ночи. Я раскрыл глаза. Посмотрел на часы: два пятнадцать. Какого хрена происходит?! До одиннадцати можно шуметь, потом – закон! Хотя и даже до одиннадцати приличные люди стараются не греметь. Но дом-то заполнен едва на четверть, значит, кому-то наплевать на всех. Считает, что он один.