Заметки о войне на уничтожение - страница 2
Можно сменить габардиновый китель германской армии с карминовым приборным цветом штабистов на аккуратный гражданский пиджак, но нельзя изменить сознание и вбитые за годы службы принципы генштаба. «Борьба с большевизмом» продолжалась: Гальдер предпочитал обращение «господин генерал», руководил «боевыми действиями», разворачивавшимися на машинописных страницах. Он давал ценныеуказания, прорабатывал «стратегию наступления», обрабатывал и редактировал отчеты «наступающих соединений» (тексты вовлеченных в проект лиц). В марте 1947 г. генерал–фельдмаршал Георг фон Кюхлер наставлял своих соавторов: «Описывать стоит немецкие свершения, рассматриваемые с немецкой точки зрения; это станет мемориалом нашим войскам»[5]. Через 12 лет, подводя итоги своей деятельности, уже сам Гальдер писал тогдашнему министру обороны ФРГ Францу Йозефу Штраусу: «Я знаю, что успех никогда не пришел бы, если бы не самоотверженная и зачастую жертвенная работа старых товарищей […] снова вставших плечом к плечу в деятельности, которая — пусть внешне и опиралась на американскую армию — преследовала лишь одну цель: служить Германии и ее будущим войскам […] Нашей работой мы уже сейчас закрепили в веках сверхчеловеческие достижения немецких солдат, служивших своему народу»[6].
Для работы над проектом американские партнеры предоставляли генералам трофейные немецкие материалы из закрытых архивов — этого права добился Гальдер. Во время встречи в мае 1954 г. с социологом Гансом Шпайером он упомянул, что благодаря этому немцы могут начать писать «серьезную военную историю»; особенно Гальдера изумляло, насколько же мемуарные повествования отличаются от документальной фактуры (что само по себе красноречиво говорит об уровне «исторической экспертизы»)[7].
Такой доступ к архивам, с одной стороны, пробил путь к первичной информации, с другой стороны, как вспоминал генерал барон Гейр фон Швеппенбург, если какой–то эпизод с преступным содержанием надо было обойти, это было возможно сделать[8]. Немецкие профессиональные историки тем временем получили доступ к этим же материалам только в 70–е.
Благодаря этому проекту участники в некотором смысле смогли восстановить свое потрепанное капитуляцией реноме: теперь они не только ценились как свежеиспеченные научные сотрудники в генеральских чинах, но и имели безусловное влияние на первых исследователей, в то время только начинавших заниматься изучением войны. Работа профессионального историка над соответствующей проблематикой, таким образом, означала почти неизбежное взаимодействие с самими упоминаемыми акторами: благодаря личным связям с первыми авторами немецкие генералы смогли ограничивать исследование недавнего прошлого[9]. В некотором смысле тема была монополизирована, и порой даже историкам из стран–победительниц приходилось, если они желали получить ту или иную справку, подстраиваться под взгляды Гальдера и К° и буквально лебезить перед ними, извиняясь за ошибочные — с точки зрения упомянутых выше «сверхчеловеческих достижений» — трактовки.
Это значило, что вся критика и все обвинения в преступлениях, в которых вермахт безусловно был повинен, выносились за скобки — победы же, напротив, подчеркивались. Из–за специфического микроклимата проекта и общих идеологических воззрений авторов подобная ситуация не вызывала никаких проблем в «историческом генштабе». Влияние Гальдера было столь велико, что распространялось и на то, как подавались статьи о войне в гражданской прессе[10]. Фактически он может быть назван отцом родившегося в 50–е гг. мифа о «чистом вермахте», появившегося вопреки и почти одновременно с судебными процессами над некоторыми из генералов[11].
Американцы знали о желаниях и скрытых мыслях своих вчерашних визави, так как — прагматизм превыше всего! — прослушивали все их разговоры[12]. Имея в своем распоряжении тысячи пленных офицеров, американцы так и не начали изучение социальной картины германского офицерского корпуса, сосредоточившись лишь на конкретном нужном им материале[13]. Соответственно, желания немцев «отмыть» самих себя им были по большому счету безразличны.