Заметки о войне на уничтожение - страница 4

Ситуация начала меняться только в середине 70–х гг., когда в Германии появилось новое и весьма критично настроенное поколение молодых историков, которым были безразличны или даже неприятны свершения их собственных отцов. Выдержав тяжелые дискуссии 80–х гг., известные как Historikerstreit («спор историков»), и обсуждения, вышедшие за границы чисто академической сферы, пройдя через череду новых работ, показывавших полноценное участие армейских структур в оккупационной политике и в войне на уничтожение на востоке, германское общество столкнулось с необходимостью признать фактическое положение вещей уже становившегося далеким прошлого[23]. И оно нашло в себе силы сделать это, хотя пилюля была очень и очень горькой; пожалуй, это один из немногих примеров, когда академические споры в кругу специалистов–интеллектуалов оказали прямое влияние на целую страну[24]. На удивление долго продержавшийся миф о «чистом вермахте» рухнул[25]. Его основные создатели на тот момент были уже давно мертвы — в лучший мир они ушли с полным убеждением в собственной правоте и с уверенностью, что будущие поколения будут учить историю войны в их интерпретации.

Помимо строго очерченных рамками одной темы текстов, многие из участников американо–германского исторического проекта впоследствии написали свои собственные мемуары, перенеся на бумагу опыт поражения, поданный через вышеописанную идеологизированную оптику. Вышедшие в 1955 г. мемуары генерал–фельдмаршала Эриха фон Манштейна «Утерянные победы» (уже само название весьма символично) можно считать одним из наиболее типичных примеров такого рода литературы.

И в ФРГ, и в ГДР, и в СССР социум был глубоко травмирован опытом насилия и разрушений: психологические последствия трагедии 1939— 1945 гг. были долговременными, а незатянувшиеся раны в ткани общества отравляли жизнь даже спустя много лет после сокрушения нацизма[26]. Накаленные дискуссии о войне и вермахте играли большую роль в печатно–радийном противостоянии двух Германий — частей разорванной напополам поражением страны[27]. Бывшие чины вермахта служили в армиях молодых государств, а именно в бундесвере и Национальной народной армии ГДР[28]. Военный институт ФРГ постоянно оглядывался на неудобное прошлое, пытаясь найти к нему подход, колеблясь между полным отрицанием, критичным континуитетом и необходимостью опираться на традицию[29].

Противостоящие германские политические системы использовали высших чинов вермахта в этой битве за формирование образа недавней истории: крупные фигуры генерал–фельдмаршалов Эриха фон Манштейна и Фридриха Паулюса применялись в качестве своеобразных весомых аргументов[30].

Столкновение мемуарных нарративов, в том числе формируемых извне и подвергавшихся добровольной самоцензуре, не могло не отразиться на производимой и переводимой литературе. И вновь на сцену выходили представители исторического проекта. В Советском Союзе за свершениями немецких писателей в погонах, конечно же, следили. Подобная военно–литературная деятельность давала пищу и фундамент для важного пропагандистского хода, а именно обвинения вчерашних западных союзников во вскармливании «агрессивной немецкой военщины», которая–де спит и видит, как бы снова начать наступление на восток, теперь уже в составе блока НАТО и с ядерным оружием в арсенале.

В 1957 г. Воениздат в СССР перевел и опубликовал труд генерал–полковника Гейнца Гудериана[31]. В том же году публикации удостоился Манштейн, хотя книгу быстро изъяли из обращения и отправили в спецхран[32]. В 1958 г. Воениздат издал книгу «Роковые решения» — сборник, написанный авторским коллективом из бывших высших чинов вермахта в рамках исторического проекта[33]. Выходили и некоторые мемуары офицеров чином пониже — например, полковника Рудольфа Петерсхагена или воевавших в Сталинграде майора Гельмута Вельца и офицера разведотдела Иоахима Видера[34]. В условиях хрущевской оттепели подобные издания оказались ограниченно возможны и относительно допустимы; разумеется, бдительные редакторы сопровождали их предисловиями и примечаниями в соответствии с советской идеологической линией.