Заметки об искусственном интеллекте - страница 11

Реализм Тьюринга не мог разрешить скрытого конфликта, а энтузиазм и переоценка возможностей только отодвигали его развязку. Принятие и познание мира во всей его прекрасной и страшной реальности, символизированное яблоком познания из библейского мифа, было неизбежно. Но об этом в следующей статье цикла — "Яблоко Тьюринга".

У машин нет проблем. Я хотел бы быть машиной, а вы нет?

(Энди Уорхол — Андрей Вархола)

Цикл статей об Алане Тьюринге я планировал написать еще давно. Это выглядело естественным продолжением работы, посвященной Норберту Винеру. Но начав ее, я пожалел об этом. Сначала мне трудно было понять Тьюринга, и я пробирался наугад среди текстов его статей, формул и обширных биографических данных. Потом, как мне показалось, я его понял. Из груды сведений стал вырисовываться портрет. Портрет в рамке с разбитым стеклом. И я еще раз пожалел, что взялся за эту тему. Но работа требует своего логического завершения.

Противоречивые чувства, возникающие при чтении работ Тьюринга, отражают трудноразрешимый внутренний конфликт. С одной стороны, детальное понимание картины мира — от квантовой теории и принципа относительности до психологии и неврологии, объединенных аппаратом математики и логики, — казалось бы, может дать ответ на любой поставленный вопрос, но именно Тьюринг доказал, что не существует универсального метода или алгоритма, способного решить любую задачу. Свойственное ему философское представление о мире лишено некоторого объединяющего центра. Истина, кажется, совсем рядом, но она недостижима. Несмотря на широту охвата и энциклопедические познания во всех областях науки, остаются пробелы — "невычисляемые функции", неразрешимые задачи, требующие привлечения загадочных черных ящиков, "оракулов Тьюринга". Главная задача — моделирование сознания — оказывается принципиально выполнимой, но это сознание не является личностью, что признает и сам Тьюринг. Чем наполнить эти "черные ящики"? Тьюринг не мог этого понять. Его мир и индивидуальные особенности мышления не позволяли этого. Он сам был, как "Всемирная Машина" с отключенным "оракулом". Вархола ошибался. У машин есть проблемы. Можно ли назвать эту особенность "непродуктивностью" и связать ее с гомосексуальностью Тьюринга? Это могло бы быть броским заголовком, но это было бы не верно. Несомненно, что именно многогранное и нестандартное мышление Тьюринга было продуктивным, но не хватало чего-то неуловимого. Он продвинулся в понимании мира гораздо дальше многих. Может быть, слишком далеко, чтоб это оставалось безопасным для него самого.

Вот как это было.

Это несправедливо. У спортсмена, и то — три попытки. Но жизнь даже в благополучной и консервативной Англии похожа скорее не на бег с препятствиями, а на королевский крокет с фламинго, так хорошо описанный другим английским математиком.

Человек хочет жить по ясным и понятным принципам. Наверное, поэтому игра на познаваемом поле с регламентированными законами, несмотря на напряжение интеллекта, для многих является отдыхом. Для кого-то — шахматы, для кого-то — формальная наука или иные абстрактные занятия. Даже прикладное программирование или HTML-кодирование позитивно влияют на психику потому, что это игра по явно определенным правилам. Если все сделать так, как надо, то планируемый результат неизбежен. Если же что-то не сработало — значит, допущена ошибка, но ее можно исправить. Секретов нет. Все изложено в спецификации. Однако жизнь — по большому счету устроена не так.

Но именно жизнь, во всех ее проявлениях, и не воспринималась Тьюрингом. Он был вне ее условностей, которые просто игнорировал, ввиду их нелогичности. Тьюринг не избегал общества, он был вместе со всеми, но не одним из всех. Он мог поставить выпивку для товарищей по спортклубу, в котором он даже являлся членом оргкомитета, но его интересы были вовне. Его друзья ничего не знали о его работе, да и о нем самом. Часто его научные интересы оказывались не понятыми даже коллегами, что, впрочем, не мешало ему продолжать начатое. Так, в конце войны Тьюринг был приглашен в Национальную физическую лабораторию в Лондоне для участия в создании первой английской вычислительной машины. Однако его проект "автоматического вычислительного устройства" (Automatic Computing Engine — ACE), законченный в 1946 году, был признан излишне самонадеянным и не получил одобрения. По сути, эта разработка содержала первое подробное описание компьютера в современном понимании этого слова.