Заметки с выставки - страница 4

Когда зачирикал телефон, показывая, что это звонит Энтони по внутренней линии, она проигнорировала примерно двадцать звонков или даже больше. Но он был настойчив; он наверняка заметил, что уже рассвело, и знал, что она вернулась в мир нормальных людей достаточно для того, чтобы быстренько позвонить ей по телефону. Она выругалась и резко ответила: «Да?», с наслаждением почесывая голову острым концом деревянной ручки кисти.

— Ты забыла, — произнес он.

— Что? Понятия не имею, который час, — привычно соврала в ответ она. Все тот же старый трюк. — Часы оставила в ванной.

— Тебе нужно там быть в одиннадцать, а сейчас без десяти. Я пойду с тобой. Помогу там.

— Но я … А без нас эта чертова баба никак не обойдется? — вздохнула она.

— Что ты сказала? Рейчел?

— Да ты совсем глухой! — крикнула она.

— Я знаю, — достаточно жизнерадостно ответствовал он.

— Сию секунду спускаюсь, — пообещала Рейчел и бросила трубку обратно на стол, где та что-то задела, и что-то пролилось.

У нее оставалось еще немного желтого кадмия, и она продолжала работать, пока Энтони не поднялся и не начал колотить в люк, испугав ее.

— Господи Иисусе, ну хорошо, хорошо! — запричитала она. — Иду уже, ладно.

Вечером предстояло торжественное открытие ее выставки. Хотя это и звучало слишком высокопарно для начала работы скромной экспозиции в Ньюлине. В лучшем случае придет человек сорок, большинство из них не коллекционеры. Критики будут только от беззубой местной прессы; старые писаки, которые на самом деле годами не отваживались критиковать никого и ничего, опасаясь обидеть кого-нибудь, а те, кто помоложе, в блаженном невежестве годны исключительно для производства того, что охочий до неологизмов Энтони называл редакламой.

Галерея была маленькая, сильно смахивавшая на магазин, поскольку находилась под таким постоянным прессом необходимости привлекать клиентов и продавать им свой товар, что произведения искусства на ее стенах играли практически второстепенную роль после торговли сережками и открытками ручной работы. Галерея никак не могла позволить себе закрываться, и поэтому одну экспозицию нужно было снять, а новую повесить за половину дня утром перед открытием новой выставки. В пору расцвета славы Рейчел подготовка к открытию подразумевала всего лишь короткий визит вежливости, чтобы поблагодарить персонал и проверить, все ли развешано правильно. Теперь же, когда ее звезда опустилась с небес гораздо ниже, развешивать картины приходилось им с Энтони, сражаясь с молотком, крюками и мотками рыбацкой лески, рассчитанной на лосося. А галерее оставалось всего лишь прикрепить этикетки с указанием названия, размера и цены.

Энтони наслаждался своим активным участием; он дружелюбно поболтал с молодой парой, все еще занятой упаковкой нескольких цинично наивных картин с лодками, и с Сурайей. Это была сама галеристка, при рождении, конечно же, названная Сьюзен, и у нее было столько пирсинга, что, когда она разговаривала с кем-то, было слышно, как колечки и цепочки позвякивают о телефонную трубку. Сурайя вошла в арт-бизнес через ремесла — делала нечто под названием лунная бижутерия. Никто не уточнял, что именно это означало. Она так мало знала о новейшей истории искусства, что, к счастью, понятия не имела о том, кто такая Рейчел и как курьезно то, что теперь Рейчел приходится выставлять свои работы в помещении бывшего рыбоконсервного завода, а не на Корк-стрит. Рейчел подозревала, что Сурайя считала их с Энтони милыми, потому что они были забавными старикашками и не доставляли хлопот.

Поцапавшись пару раз, они установили определенную последовательность: Рейчел поднимала картину на ту высоту, на которой, по ее мнению, она выглядела бы лучше всего, а Энтони делал пометку на стене, вбивал крюк, привязывал леску к обратной стороне рамы и снова передавал картину Рейчел, чтобы она, как художник, уже сама ее вешала. И так далее.

По мере того, как они, делая свою работу, продвигались вдоль помещения, Рейчел отключилась от разговора Энтони с Сурайей, развешивавшей вслед за ними этикетки с таким видом, будто это была целая наука, и поразмышляла о предстоящем тяжком испытании.