Замки детства - страница 8

; рослой, глухой, с черными кудряшками на лбу и выпирающей вставной челюстью; подножье Юры не способствует здоровому росту зубов; всех подряд и городских, и деревенских, и господ, и слуг Элиза приветствовала крепким сердечным рукопожатием, увлекала за собой, через минуту оставляла в покое и продолжала путь, взбивая юбки могучими, как на рисунках Микеланджело, коленями. Она как раз возвращалась из башенки и оправляла серое широкое платье; проходя мимо Каролины, Элиза воскликнула: «О! постойте-ка, Каролина! седой волос! не двигайтесь, сейчас я его вырву». Каролина, близорукая, склонившись над курицей, пыталась нащупать и отделить от куриной кожицы сморчки, которые не любила и выплевывала, как верблюдица. «Бог мой!» — закричала она. Старая Анженеза вскинула голову: поминать имя Господа всуе! Следуя советам одной французской книги времен Второй Империи с ангелом, склонившимся к примерной девочкой, на серебряной с розовым обложке, она внушала дочери: если хочется произнести «mon Dieu», лучше сказать «mon Mathieu»{20}. Но Каролина в простоте душевной крикнула: «Бог мой!» и схватилась обеими руками за парик, где для натуральности среди черных волос парикмахер посадил толстый седой; этот парикмахер, солдат армии Бурбаки, дошел до Невшателя с подколотыми булавками рваными полами мундира, в стоптанных до дыр башмаках, сел передохнуть в лавчонке, где ему налили картофельного супа, да так и остался; он мастерил восхитительные парики. Недоумевающая Лора, с вечной полуулыбкой на белом квадратном лице, обрамленном черными кудряшками, села на прежнее место. «Хлопок?» — продолжала старая Анженеза. — До тех пор, пока я оставалась в родительском доме я не подозревала о существовании хлопка. У нас в Риге пользовались только льняными простынями, льняными скатертями, льняным бельем. Я и не думала, что хлопок существует».

Она одновременно узнала о существовании хлопка и любви. Мужчины обсуждали новую находку с поля Бембе, статую Меркурия; доктор расхваливал его длинные ноги. «Ноги, — сказала Элиза — это основное». Она окинула довольным взглядом мужа, застегивавшего манжет Эмили Фево, принимавшей его ухаживания, нос Эмили покраснел от алкоголя, а на подбородке блестела капля куриного Жира. Бездетная Элиза жила под Женевой в компании чокнутой свекрови, с перекошенным, как криво растущий кактус, бюстом, и Адольф еще навязал ей своего молчаливого кузена, одичавшего в России, мужик-мужиком; но зато Элиза вышла замуж по любви и за красавца; она хладнокровно изучала всякого новобрачного и только улыбалась. «Самое важное — это ноги». Она была глуховата, работала в саду в старом вязаном жилете; необычно покатая спина мелькала среди розовых кустов. «Элиза», — звал красавец-муж с русой бородой, наклонившись из окна виллы, отделанной под шале. Элиза! Она не слышала; сеяла анютины глазки, позже пересажу их на грядки, а пока надо использовать участок, отведенный под розы. Элиза! Как ненавистно становится вдруг существо, которое зовешь, а оно не слышит и продолжает спокойно рвать цветы, бубня что-то под нос и думая одновременно и об ограде, и о матери, и о краснокочанной капусте. В окне появилась свекровь, неестественно бледное лицо под белой тряпкой, обмотанной вокруг головы, за окнами мансарды угадывался силуэт Густалова, серая мужицкая бородища скрывала отсутствие воротничка. Наконец, зов достиг ушей Элизы, она подняла голову; Адольф вытянул шею и знаками показывал, что не может кричать; подозревали полипы в горле, а он ведь очень чувствителен к боли. Густалов увлекался нововведениями, даже пытался провести электричество в поместье великодушных князей Голицыных на юге России. Он теперь почему-то говорил с немецким акцентом. Адольф подобрал его в кафе, где играл в карты; Адольф выглядел весьма элегантно: брюки — безупречные печные трубы, широкий отложной воротничок, на него струилась русая борода, под которой угадывался черный бархатный бант; Густалов же смахивал на Толстого. Он подошел к карточному столику и тихо стоял до тех пор, пока Адольф не обернулся; карты, раскинутые на бутылочно-зеленом сукне с четырьмя отпечатанными по углам королями, разрушали систему основных частей света, бросая вызов вселенной; но и на юге, и на севере дама пик, склоняясь к цветку и вдыхая аромат, сохраняла идеальное равновесие на отрезанных бедрах. Картежники играли с морскими владыками и владычицами, королями, королевами, валетами, по пояс погруженными в зеркальные воды, услужливо отражавшими их образ.