Замки на песке - страница 4

Выпив на кухне большую чашку капучино, Сигурни снова поднялась на второй этаж, чтобы разбудить сына. Она тихо отворила дверь детской. Олаф спал, раскинувшись. Одеяло, словно ненужная тряпка, валялось на полу. Сигурни присела на краешек постели и положила руку Олафу на плечо. Сын был очень похож на Альфа, особенно когда спал: те же кудрявые волосы, смуглая кожа, немного обиженное выражение лица и четко обрисованные, по-детски припухлые губы. Сигурни, глядя на него, вспомнила, что когда-то безумно любила Альфа и готова была на все, чтобы только быть рядом с ним. Он попросил ее уволиться с любимой работы, и она уволилась. Он попросил ее одеваться скромнее — она выполнила и это условие. Потом Альфу показалось, что у нее слишком много друзей-мужчин, и Сигурни, скрепя сердце, перестала общаться с некоторыми из них. Были и другие, не менее категоричные просьбы. Просьбы, граничащие с приказами. И Сигурни безропотно все исполняла. А потом с ее глаз словно слетела пелена. Она стольким пожертвовала ради него, а что же он? Пошел ли хоть раз на компромисс, выполнил хоть одну ее просьбу? Нет. Альф не умел жертвовать, он мог только принимать жертвы. Увидев это со всей ясностью, Сигурни поняла, что она больше не в силах его любить.

— Олаф, милый, пора вставать. — Сигурни потрепала сына по плечу.

Олаф проворчал что-то во сне с той же недовольной интонацией, как у Альфа. Это вдруг разозлило Сигурни. Она строго сказала:

— Вставай!

Олаф открыл свои большие ясные глаза и обиженно спросил:

— Мама, почему ты сердишься?

Сигурни стало стыдно. Она прижала сына к груди и сказала:

— Я не сержусь. Одевайся и спускайся вниз. Я испеку твои любимые оладьи с корицей.

— Хорошо.

Олаф сонно улыбнулся. Сигурни отметила, что улыбка у него совсем не такая, как у Альфа. Олаф улыбался широко и открыто, а вот Альф всегда поджимал губы. Слава богу, что сын все-таки не стал точной копией своего отца!

Потом Сигурни заглянула во вторую детскую, к Кари. Малышка спала, обняв своего старого медвежонка, и сладко посапывала во сне. Сигурни не стала ее будить и сразу спустилась в кухню, чтобы приготовить обещанные Олафу оладьи.

После завтрака Сигурни включила посудомоечную машину, и они с Олафом вышли на улицу. Одновременно с ними вышел из своей калитки старый Берн с лохматым волкодавом Сьюрри. Коттедж Берна, весь заросший плющом, стоял неподалеку от дома Эвенсонов.

— Доброе утро, фру Малышка! — весело поздоровался старик и даже приподнял свою широкополую шляпу.

Сьюрри посмотрел на хозяина, потом на Сигурни и лениво махнул хвостом, словно тоже приветствуя соседей.

— Доброе утро, господин Берн, — ответила Сигурни, изобразив, как тоже приподнимает невидимую шляпу, и старик весело рассмеялся.

Десять лет назад у Берна умерла жена, и он остался совсем один, если не считать Сьюрри. Как-то так получилось, что Сигурни подружилась со стариком. Иногда она заглядывала к нему в гости, и Берн угощал ее вкусным фондю и горячим шоколадом, а Сьюрри укладывался у нее в ногах. Берн придумал для каждого из Эвенсонов забавное прозвище. Сигурни он называл Малышкой, Олафа — Оливкой, а Кари — Кареглазкой. Самое обидное прозвище Берн придумал для Альфа. Главу семейства он прозвал Мавром.

— Мама, я хочу собаку! — с восторгом глядя на огромного и лохматого Сьюрри, заныл Олаф.

— Нельзя, милый. Ты же знаешь, что у папы аллергия на шерсть.

До школы было примерно четверть мили, и можно было доехать на машине, но Сигурни предпочитала ходить пешком. Олаф тоже не возражал, тем более что мама забрала у него рюкзак.

Было свежо и слегка ветрено. Сигурни очень любила такую погоду. Она снова подумала об Улаве: как хорошо было бы позвонить ему и предложить поехать на пикник. А еще лучше, если он сам пригласит ее куда-нибудь. Они могли бы, например, взять напрокат катер и отправиться на морскую прогулку в бухту. А потом заехать на пустынный пляж, расстелить на золотом песке большое синее одеяло и заняться любовью.

— Мама, а почему Кари не ходит в школу?

Олаф пинал ногой круглый коричневый камешек, и тот весело прыгал вперед, как лягушка.