Замок души моей
- « Предыдущая стр.
- Следующая стр. »
«Не солнце, не звезды,He горы, не море,He ясное небо,He красные зори,He звери, не птицы,He лица людей и не тело,Самое прекрасное, что есть на земле и в искусстве —это Душа человека».
Замок души моей
ПОЭМА
Мой дорогой поэт, мой нежный друг,
Мой феодал соседний и могучий…
I
В моем дворце, изваянном из камня,
есть комната прекраснейшая в замке: то
Дружбы комната, то комната моих друзей.
Цветами белыми украшена она, гирлянды бе —
лые цветов ползут по снежным мраморам…
И в эту комнату люблю я заходите по ве —
черам и там беседы нежные, неслышные,
незримые вести с друзьями. В семье мо —
их друзей душа усталой «Птицы» отды —
хает.
В беседе нежной слушаем опять твои
«поэзии» и упиваемся журчащей их мелодией…
О нежный мой поэт и младший брат лю —
бимый, — из родников души глубоких со —
кровенных, бегут стремительно и пенясь
журчащие ручьи твоей души чудесной…
Но не всегда я в комнате друзей моих бываю…
II
Eсть в замке зал огромный, необъ —
ятный с колоннами заоблачных высот,—
то зал моих надежд, моих побед гря —
дущих… В него я с трепетом вхожу и
перед книгою судеб коленопреклоненно:
О жабе форменной молюсь
О жабе форменной тоскую…
(He вразумительна молитва и ты, поэт, о
ней забудь.
Мои терзанья и томленья поймешь потом
когда-нибудь…)
И там всю ночь с открытыми глазами
и с напряженным слухом я остаюсь,
как лук натянутый, стрелу пустить готовый…
Я ухожу тогда, когда Господь сверкающий
взойдет на свой балкон лазурный.
III
Ho есть средь комнат замка моего
еще одна, — то комната моих терзаний и сом —
нений… В нее я, крадучись, как вор ти —
хонько пробираюсь… И грудь свою открыв
и крепко стиснув зубы, даю себя терзать
бескровным палачам…
О, мой поэт, мой брат любимый и дале —
кий, так не терзали коршуны того, кто был
Великим Вором, как нас, его детей, тер —
зают птицы злые.
Мы, — племя Ворово — мы воры сами и вот
нам суждено страданьями отца страдать и
кровью сердца своего кормить голодных
птиц.
IV
Из этой комнаты моих немых стра —
даний я прохожу подземным скрытым хо —
дом в светлицу чистую моей любви не —
бесной. Гвоздики белые и красные склоняют
предо мной свои головки нежно, дыханьем
нежным дышат и тайны поверяют
мне свои цветочные, понятные цветам.
Неслышными, невнятными словами беседую
я с ними… Потом целую все склоненные кo
мне головки и тихо ухожу.
Мне ласково кивает за цветами мой гли —
няный божок Ермошка кривоногий…
V
Бывают, впрочем, дни, когда, томимый
беспокойством, спускаюсь я в мои подвалы —
подземные. Там чудища мои — страшилища
живут, бесформенные, странные созданья.
Там зарождаются чудовищные звери и там
живут без радости и света.
Я слышу ржавый лязг, рычанье грозное и
громкий скрежет… И к ним вхожу.
И вот стихает все. Ласкаясь и теснясь
кo мне наперерыв они стремятся. И трутся
о мои колени и выражают ласку, как уме —
ют, и жадно, напряженно ждут, чья очередь
увидеть свет и камнем стать немым.
Вот «Шельма робкая»… За ней.
«Кикимора» немая.
Вот «Духи Зла»…
Вот, «Птицы вещие» и знающие то,
чего никто не знает…
Вот чудища с ножами страшными,
живущие в лесах дремучих…
Вот, «Стерегущие» на всех путях
запретных…
Вот из «Nocturn’a» кроткие создания с
душою нежной, с телом безобразным…
Вот с теплой бархатною кожей соблазна
чудища ласкаются кo мне…
И где-то каркает больной и «Старый
Ворон»…
Без меры, без числа, без имени, без
формы теснятся чудища и ждущими, прося —
щими глазами смотрят…
И нежно я ласкаю их рукой и лапы теп —
лые тихонько пожимаю и глажу спины их
шершавые… Потом я ухожу и увожу из
них того, кого подскажет сердце…
И снова лязг и скрежет и рычанье, и
дикий вой чудовищных зверей…
Так света ждут, томясь и изнывая, чу —
довища мои, чтобы потом когда-нибудь за —
стыть в немом оцепенении…
VI
О, брат любимый и далекий, мне хочет —
ся еще твоим вожатым быть. Иду я мы —
сленно с тобой по амфиладе комнат. Вот
комната, где сны кошмарные, сумбурные
гнездятся.
Тут ужасы внезапного «Безумия»