Замок из песка - страница 3

«Он уехал…» было последним, о чем я успела подумать, прислонившись спиной к холодной мраморной колонне и медленно сползая на пол…

Вся эта история началась в один отнюдь не прекрасный осенний день 1994 года. Не прекрасным он был сразу по нескольким причинам. Во-первых, с утра зарядил нудный и холодный дождь, во-вторых, я проспала коллоквиум по основам электротехники, а в-третьих, все джинсы, перемеренные мной за последние полтора часа, оказались катастрофически короткими. Мои бедные, синеющие на октябрьском ветру щиколотки торчали из штанин, как лапки бройлерного цыпленка из целлофанового пакета. Выбираясь из-за очередного прилавка и на ходу поправляя цветастую пелерину своей допотопной бархатной парки, я подумала о том, что в приметы надо верить. Не зря, ох, не зря зловредная черная Муська сегодня с утра выскочила из-под кровати под ноги именно мне!

— Девушка, а может быть, черненькие примерите? — В голосе толстой, кутающейся в шаль тетки слышалась неистребимая надежда. — Я своей дочери эту модельку взяла, так знаете, все соседи в восторге!

Меня как-то не особенно волновало мнение соседей продавщицы, как, впрочем, и мнение ее дочери. Тем более что Лариска Никитина, бросив пытливый взгляд на черные джинсы, состроила брезгливую физиономию и едва заметно помотала головой.

— Правильно сделала, что не стала брать! — сказала Лариска, когда я наконец оказалась рядом с ней в людском потоке, медленно текущем вдоль барахольных рядов. — Там швы такие, будто их пьяный ежик строчил! Чьи они, кстати?

— Говорит, канадские…

— Ага, канадские! Маде ин соседний подвал. Вот ведь что за люди эти «барахольщики»! Всякое дерьмо норовят всучить. Нет, я, конечно, понимаю: им тоже жить надо… Кстати, я тебе не рассказывала прикол, как мы вчера с Шаховой по рынку шарились?

Я еще не успела ничего ответить, а Лариска уже начала вдохновенно вещать:

— Короче, лазаем мы по барахолке. Уже вечер, народ потихоньку сворачиваться начинает. Я себе две пары колготок и лифчик купила, а Шахова все никак не может решить, какую ей хочется блузку. А она пошла в этой своей ветровке, которая «голубой вагон». Так вот, — Лариска хитро прищурила глаза в предвкушении кульминационного момента истории. — На улице уже, конечно, темнеет, но цвета еще различить можно. Идем это мы, значит, мимо столика со всякими там женскими трусами. И вдруг продавщица из-за этого столика выскакивает чуть ли не нам наперерез! То ли она за день ничего не продала, то ли еще что… Подлетает она к Шаховой и начинает тараторить: дескать, девушка, именно для вас у меня есть уникальная модель! Выуживает из кипы голубые трусы и давай ими размахивать прямо у Ирки перед носом. «Смотрите, говорит, девушка! Прямо к вашей курточке!»

Никитина торжественно замолчала, ожидая реакции. Я зябко повела замерзшими плечами. Небо стремительно темнело, окончательно затягиваясь тяжелыми серыми тучами. Впереди закручивались спиралью бесконечные барахольные ряды. Теоретически мне было ясно, что история смешная, но смеяться почему-то не хотелось.

— Смешно, — наконец вымолвила я, чтобы не обидеть Лариску. — Одно непонятно: чего тебя сегодня со мной понесло, если ты вчера уже была здесь?

— А это я подлизываюсь! — сообщила она радостно и без тени смущения в голосе.

— Ну и чего тебе от меня надо?

— Чтобы ты со мной завтра в театр сходила.

— Надо же! — Я попыталась усмехнуться тонко и саркастически. — Почему-то перед «Лебединым озером» такого страстного желания у тебя не возникало.

История с «Лебединым» была почти недельной давности. И, честно говоря, я уже перестала обижаться. Как раз открывался сезон в Оперном театре. Мы с Никитиной собирались сходить на ближайший спектакль. К стыду моему, это должен был быть первый балет, который я увидела «живьем». Я тщательно готовилась. Чуть ли не за неделю отутюжила длинную черную юбку с широким накладным поясом, вычистила лаковые лодочки на шпильках. И вдруг узнала о потрясающем вероломстве. Лариска дала согласие Коле Мокроусову посетить «Лебединое» вместе с ним. Я, естественно, в этой компании была третьей лишней. И ладно бы еще Никитина предпочла мне «героя своих грез» Сашеньку Ледовского! Но Мокроусов!.. Она ведь никогда ничего к нему не питала и за глаза называла исключительно гигантской каракатицей.