Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры - страница 8

Он снова уснул и ничто не тревожило его, кроме недолгого шумного дождя, и снов он больше не видел. Разбудил его свет, теплый, зелено-золотистый, лившийся в открытую дверь из окна холла. Шанамира рядом не было. Кроме Валентайна, в комнате спали еще двое.

Валентайн поднялся, потянулся, размял руки и пару раз присел. Потом оделся, умылся над раковиной у двери и вышел во двор, почувствовав себя отдохнувшим и готовым ко всему, что принесет ему этот день.

Утренний воздух был теплым, влажным, ночной туман успел исчезнуть. С чистого неба падал уже жар летнего солнца.

Осмотрелся и увидел три лозы, поднимающиеся по стенам. Стволы их были шире человеческого тела, бронзовые лопатообразные листья отливали глянцем и казались тяжелыми, как металл. Растения были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на оркестровую трубу, привлекали взгляд и созревающие, голубоватые ягоды, еще блестевшие от утренней росы. Валентайн сорвал одну ягоду — она была сладкой с привкусом вина. Он съел и вторую, потянулся за третьей, но передумал.

Обойдя двор, увидел животных Шанамира, жующих солому, но самого мальчика здесь не было, наверно, он убежал по каким-то делам.

Выйдя из стойла, Валентайн услышал запах жареной рыбы и сразу почувствовал голод. Пошел на запах, открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький, уже в поту человечек готовил завтрак для постояльцев гостиницы. Человечек без интереса глянул на Валентайна.

— Я не опоздал? — мягко спросил Валентайн.

— Садись. Рыба и пиво. Тридцать единиц.

Он отыскал монету в полкроны и положил на горячую плиту. Повар швырнул ему несколько медяков сдачи и на еще одной сковородке оказался кусок рыбного филе. Валентайн сел у стены. Несколько человек спешили покончить с завтраком. Перед Валентайном возникла стройная женщина.

— Пиво в кувшине, — сказала она, ставя сосуд на стол, — дальше обслуживай себя сам.

— Спасибо, — поблагодарил Валентайн, поднимая глаза на женщину, но та уже повернулась к нему спиной.

Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с неприятным привкусом. Зато рыба, зажаренная до хруста, оказалась вкусной. Он быстро ее съел.

— Еще, — сказал он повару.

Тот лишь на секунду повернул к нему голову.

Валентайн заметил, что сидящий за соседним столиком хьерт с раздутым, как от свинки, лицом внимательно разглядывает его. Это любопытство было неприятно и он опустил глаза в тарелку. Глянул на соседа через пару минут — хьерт немедленно отвел глаза.

Принесли рыбу, Валентайн взялся за нее и тут услышал голос хьерта:

— Только что прибыл?

— Ночью.

— Надолго?

— До конца фестиваля наверняка.

Было что-то в хьерте такое, что сразу не понравилось Валентайну. Возможно, внешность — Валентайн находил хьертов не столько просто непривлекательными, сколько грубыми и заносчивыми созданиями. Это было едва ли справедливо по отношению к хьертам — виноваты ли они в том, что так выглядят; впрочем, люди, наверно, тоже казались им неприятными существами: отвратительно гладкая кожа…

Нет, все иначе: просто Валентайн не признавал никакого вторжения в свою жизнь, никакого разглядывания себя, никаких расспросов. До чего же он размалеван оранжевой краской!.. Так или не так, но хьерт вызвал у нового постояльца и неприязнь, и беспокойство.

Устыдив, однако, себя за предрассудки и боясь показаться необщительным, он заставил себя улыбнуться и сказал:

— Меня зовут Валентайн. Я из Ни-мои.

— Далеко заехал, — ответил хьерт, шумно расправляясь с пищей.

— Ты здесь живешь?

— Южнее Пидруда. Меня зовут Виноркис.

Рыба под ножом чем-то раздражала его; покончив с ней, он снова уставился на Валентайна. Глаза его походили на рыбьи.

— Ты путешествуешь с этим мальчиком?

— Нет. Я встретился с ним на пути в Пидруд.

Хьерт кивнул.

— После фестиваля вернешься в Ни-мою?

Расспрос начал надоедать, но Валентайну все еще не хотелось быть невежливым даже перед настырностью хьерта.

— Еще не знаю, — ответил он.

— Значит, думаешь остаться здесь?

Валентайн пожал плечами.

— Я не люблю загадывать вперед.

— М-м-м, — промычал хьерт, — отличный образ жизни.

Из-за гнусавости хьерта трудно было понять, одобрял ли он такой образ жизни или осуждал, но Валентайна это уже мало беспокоило. Он достаточно поговорил и решил помолчать; у хьерта же, по-видимому, хватило ума больше ни о чем не спрашивать. Он встал, со скрипом отодвинув стул, и неуклюже, как все хьерты, поплелся к двери. Обернулся и бросил: