Замок мечты. Лето моей надежды - страница 45

- Нет, мам, честное слово. Я не грублю. Просто мне все равно, какое название для кафе вы выберете.

- Может быть, «Дурацкое кафе Райана»? - промолвила Кейт. - «Дрянное кафе Райана», «Забегаловка Райана», кафе «Катастрофа»… - Она делала вид, что обдумывает каждое из них. Но Дара так и не смогла заставить себя улыбнуться.

- Может быть, сядешь и подумаешь?

- Нет, мам… Я лучше лягу.

- Еще и восьми нет. Ты сама сказала мне не далее как два часа назад, что заставлять людей возвращаться к десяти негуманно. Вспомнила?

- Да.

- Я могу тебе чем-нибудь помочь?

- Нет. Но все равно спасибо.

- Дара…

- Да?

- Я просила тебя спуститься, потому что люблю тебя, люблю всем сердцем и не хочу, чтобы ты была несчастна. Другой причины у меня не было. Я знаю, что сейчас тебе от моей любви никакого проку, но иногда это помогает. Запомни наш разговор, ладно? - Кейт улыбнулась ей и продолжила:

- Нет, конечно, тебе вовсе не обязательно сидеть здесь. Просто мне тоже одиноко, и я подумала, что если ты посидишь со мной, нам обеим будет легче. Но ничего не вышло. Ладно, ложись. Спокойной ночи, милая.

- Ты будешь придумывать название?

- Да. Я, ты и все остальные.

- А зачем оно нужно вообще?

- Не знаю, - ответила Кейт. - Рейчел считает, что так люди нас лучше запомнят. Сама знаешь, как им нравятся выражения «Изумрудный Остров» и «Страна Трилистника», А мы думаем то же самое о других странах. Говорим «Испания» и представляем себе кастаньеты.

- Можно было бы назвать кафе «Трилистник», - сказала Дара.

Кафе «Трилистник»… - медленно повторила Кейт. - Может быть.

- Спокойной ночи, мама.

- Спокойной ночи, милая.

Даре хотелось вернуться и броситься в объятия матери, по это обернулось бы новыми слезами и тщетными попытками объяснить, почему она плачет. Девочка справилась с собой, поднялась наверх, села на диван у окна и следила за закатом, пока не увидела безутешного Майкла, вернувшегося домой без пяти десять.

Мимо промелькнула маленькая красная машина, в которой сидела Грейс.

- Что, купались до самой темноты? - спросила Майкла Дара.

- Джасинта сказала, что ты обиделась и ушла. Это так?

- Конечно, нет, - солгала Дара. - Чем вы занимались?

- Если бы осталась, увидела бы сама, - ответил он, ушел в спальню мальчиков и закрыл за собой дверь.

Дара еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Она вспомнила, как мама сказала, что любит ее. Слышать такое приятно, но мама была права: сейчас ей, Даре, от этого никакого проку.

На следующий вечер все поступили по-другому.

Дара не собиралась дуться. Она надела красную рубашку поверх черного купальника, приколола за ухо шелковую розу, подаренную Керри на пятнадцатилетие, и улыбалась всем и каждому.

Мэгги решила не надевать красивое новое платье, которое почему-то всех раздосадовало. Она надела старое, в свое время принадлежавшее Китти, а теперь выцветшее и севшее. В нем Мэгги выглядела десятилетней.

Отец сказал Джасинте, что прописал себе лекарство от головной боли, которую у него вызывает ее постоянное нытье. Поэтому Джасинта решила говорить более веселым топом.

Майкл решил, что если Джон Джо Конвей при каждом взгляде на Грейс говорит, какая она симпатичная, это еще не конец света. Если он, Майкл, станет все время реагировать на это, то будет выглядеть набитым дураком.

Томми Леонард решил, что действительно нравится Даре. По расстроил ее не он, а что-то другое.

Лайам Уайт решил, что может пригласить Мэгги в кино и при этом сэкономить половину стоимости билета. Она такая маленькая, что сойдет за двенадцатилетнюю.

Грейс поклялась, что будет с Майклом поласковее. Ему приходилось несладко; его родители превратились в настоящих полицейских и настаивают, чтобы все держались вместе. Кто-то непременно должен их видеть. Грейс вздрогнула, подумав о том, что сказал бы ее собственный отец, если бы узнал обо всем. Но он так занят и так часто отсутствует, что ничего не заметит.

Дара, Мэгги, Грейс и Джасинта сидели на мосту и болтали ногами. Мальчики разговаривали с ними, сидя на велосипедах.

Еще пять-шесть мальчишек крутились рядом. Джон Джо Конвей с сальным смешком говорил им, что смотреть не на что: все девочки одеты.