Замок Морганы - страница 5

Длинный жгут стал раскачивать его из стороны в сторону, намереваясь забросить в следующую залу. Чудовище было слишком неуклюжим для того, чтобы летать за певцом, раскачивающимся, словно маятник, поэтому оно опустилось на пол, загородив сквозной проход. Тонкий язык мгновенно развернулся и, словно стрела, пронзил воздух, едва не задев сапоги Менестреля. Если бы золотой жгут не поднял его к самому полотку, язык непременно попал бы в аппетитную мишень. Белёсая лента мгновенно исчезла в жабьей пасти и снова ударила воздух у самого носа раскачивающегося под потолком певца.

Жгут, спасавший Менестреля от языка чудовища, раскачивал его всё сильнее. Певец то опускался к самому полу, то взлетал к потолку. Крылатое существо сидело неподвижно, и липкий, скользкий язык, преследуя певца, всякий раз ударял мимо цели.

Наконец, увидев, что золотой жгут несёт его прямо в пасть уродливого стража залы, Менестрель в ужасе закричал. В следующее мгновение, присоски сдавили его тело, а сотни змеиных головок, разорвав рубаху, впились в кожу. Заалела кровь… В тот же миг золотой жгут ужом скользнул в ноздрю чудовища. Присоски тут же ослабли, щупальца со змеиными головками безжизненно повисли, и Менестрель упал, раскинув руки. Обмякшее тело чудовища повалилось на пол и забилось в предсмертной агонии, камень выкатился из раскрытой пасти…

Солнечный луч, проникший в залу сквозь цветное стекло витража, коснулся прозрачного артефакта и замерцал внутри него. Пройдя сквозь Камень, луч упал на окровавленное тело Менестреля, распростёртое на полу. Лохмотья срослись и снова стали рубахой. Багровые пятна поблекли и исчезли. Певец открыл глаза и приподнялся, потирая макушку. Он вздрогнул, осмотрел своё тело и снова осознал, что не чувствует ничего, кроме боли от ушибов. От ран не осталось и следа.

Огромная пасть побеждённого чудовища была раскрыта, застывшие глаза, полные свирепости и злобы, смотрели верх, отражая позолоту колонн и цветные орнаменты витражей. Лапы бессильно сжимали воздух, перепончатые крылья распростёрлись на полу, и лишь бесчисленные тонкие щупальца со змеиными головками продолжали слабо шевелиться.

Далёкие детские воспоминания нахлынули волной. Менестрель снова почувствовал резкий аромат свежей краски и услышал мальчишеский голос: «Закрой глаза! А теперь открывай…» Увидев на непросохшем холсте раскрытую жабью пасть с изогнутыми клыками, он бросился наутёк. Кто-то подставил ему ножку, и перепуганный мальчишка под дружный хохот растянулся на полу.

Отогнав воспоминания, словно назойливых мух, певец оглянулся вокруг. Позади поблёскивали позолоченные плиты. Камень лукаво мерцал рядом с застывшим телом чудовища. Вдруг оно побелело, расплылось, словно воск, и превратилось в нагромождение прозрачных шаров. Один из шаров, словно мыльный пузырь, поплыл вверх. Его тонкая перламутровая поверхность упруго дрожала. Шары, один за другим, стали плавно разлетаться. Они кружились и лопались, ударяясь друг о друга… Менестрель поднял Камень и положил в котомку. Близость цели опьяняла певца.

Четвёртая зала была самой большой и роскошной. Потолок украшала великолепная круглая роспись. В центре круга блестела хрустальная люстра. Роспись изображала девушку в зелёном одеянии и трёх животных: волка, змею и ворона. Узкие стрельчатые окна были украшены витражами, орнаменты которых поражали своей изысканностью. Самым великолепным из них был золотисто-оранжевый цветок с двенадцатью острыми лепестками. Обрамлённый тончайшим каменным кружевом, он сиял под потолком и, пропуская сквозь себя сноп ярких лучей, казался земным воплощением солнца. В углу залы забрезжил нежный золотистый свет. Ликуя, Менестрель устремился к постаменту.

========== Корона, скипетр и трон ==========

Подойдя ближе, Менестрель смог рассмотреть тонкие лапки и изящную шею птицы. Сокол резко повернул точёную головку. Глаза — две чёрных жемчужины, недобро взглянули на певца, но он не заметил этого. Он уже видел себя, восседающим на золотом троне, усыпанном драгоценными камнями. Корона, подобная ослепляющему застывшему кружеву, венчала его голову, чёрные кудри изящно спускались на плечи. Взгляд молодого монарха был полон надменной благосклонности, и хорошенькие фрейлины в расшитых золотом одеждах не смели поднять на него глаза, а те, кто совсем недавно гнал и презирал безродного бродягу, теперь покорно склонялись перед ним, мечтая попасть в число его приближённых…