Замок спящей красавицы - страница 14

— Странно, что вы меня об этом спросили. Да, если угодно, я тоже даю уроки.

Телефон звонил не переставая, и ей все же пришлось снять трубку.

— Не раньше шести… У меня весь день забит… Да. Договорились.

— Так вот почему у вас два инструмента, — сказал я, когда она вернулась.

— Два инструмента?

— Да. Вчера вечером я заметил, что в гостиной стоит рояль.

— Ах вон оно что! Это дедушкин… Мы на нем не играем. Это наша семейная реликвия… Да и какой из меня музыкант! Кушайте же!

Я уминал очередной кусок пирога, намазанный медом.

— Итак, — сказала Аньес, — вы «крестник» моей сестры. Умора, да и только!

— Но я не вижу в этом ничего…

— Вы пока еще ничего не можете видеть, ведь вы совсем не знаете Элен. Она, конечно, никогда не писала вам обо мне?

— Никогда. Я даже не подозревал о вашем существовании.

— Так я и думала!

— Значит ли это, что вы не очень ладите между собой?

— Вовсе нет. Мы далеко не всегда находим общий язык, но… Элен ведь очень рассудительна!

Это слово было произнесено с такой интонацией, что вызвало у нас обоих улыбку.

— А вы не похожи на других «крестников», — продолжила она.

— Почему же?

— Потому что все они глупы. Вы не находите?

— Я рад, что у меня не глупый вид. Ну а теперь откровенность за откровенность: ваша сестра когда-нибудь говорила вам обо мне?

— Да. Ей пришлось мне рассказать, ведь почту из ящика чаще всего вынимаю я. Она старалась говорить мне о вас как можно меньше… А куда это девался ваш друг Жервэ?

— Он попал под локомотив…

Она на мгновение замолчала, смакуя ликер, а затем спросила, не поднимая глаз:

— Вы верующий?

Я какое-то время молчал в нерешительности, а затем пробормотал:

— Да… Мне кажется, мы не можем бесследно исчезать после смерти. Это было бы слишком несправедливо.

— Вы правы, — сказала она. — Ведь вы очень привязались к нему, правда?

— Да, очень.

— Ну, в таком случае он должен быть где-то неподалеку от нас.

Я закурил, пытаясь отогнать овладевавшее мною неприятное чувство, — я не любитель подобной мистики.

— Сколько ему было лет?

— Мы с ним почти ровесники, ему уже исполнилось тридцать!

— А он был женат?

— Послушайте, Аньес, ну какое это имеет для вас значение? Тем более что его уже нет на этом свете… Да, он был женат, но недолго… Больше я о нем ничего не знаю. Он был не склонен к откровенности.

Из гостиной доносилась чистая, ясная мелодия одной из сонат Моцарта. Элен неплохо владела техникой исполнения. Ее ученик, попробовав проиграть вслед за ней этот же отрывок, вызвал у меня вздох раздражения.

— И вот так каждый божий день, — сказала Аньес. — Но постепенно привыкаешь… А что вы намерены делать у нас в городе? Вы знаете Лион?

— Очень плохо.

— Может быть, вы хотите прогуляться?

— Хм! Это для меня рискованно.

— Но почему? Ведь вас никто не разыскивает? А я могу вам подыскать подходящий плащ из вещей отца.

Раздавшийся в прихожей звонок заставил Аньес подняться.

— Оставьте все как есть, — сказала она, — я уберу потом.

Она вышла, и я на цыпочках последовал за ней, желая взглянуть на ее учеников. Эта женщина интересовала меня все больше. В ней было нечто, не поддающееся определению, что-то артистическое, необычное, даже эксцентричное, но почему мне так казалось, я никак не мог понять. За свою жизнь я повидал немало наркоманов, на них она тоже не походила.

Аньес открыла дверь и впустила в вестибюль довольно пожилую пару: женщину с благородной осанкой, строго одетую во все черное и прижимавшую к груди какой-то сверток, и мужчину, державшего в руках шляпу и пытавшегося отыскать угол, куда он мог бы поставить мокрый зонтик. Аньес указала им на дверь слева, они церемонно поклонились, словно больные перед медицинским светилом. Дверь захлопнулась, а позади меня неопытные пальцы по-прежнему терзали сонату, раздирая ее на части, как мертвую птицу. В этот момент я заметил в высоком зеркале в позолоченной раме неясный силуэт мужчины, стоявшего чуть наклонившись вперед, словно пребывая в раздумье на перекрестке невидимых путей. Я едва не испугался собственного отражения. Возвратившись в столовую, я залпом выпил целую рюмку ликера.

— Интересно, — произнес я вслух, чтобы развеять колдовские чары этой жуткой тишины, затем от нечего делать налил себе еще кофе, возвращаясь мысленно все к той же проблеме: исчезнуть или остаться? И тут я подумал, что риск одинаково велик в обоих случаях. Если я исчезну, Элен сразу поймет причину моего бегства. Но и оставаясь здесь, я могу пасть жертвой собственной рассеянности, любого необдуманного ответа. Обе женщины, вне сомнения, будут беспрерывно атаковать меня вопросами. Я оказался у них в плену, как точно подметила Аньес. Сначала — моя мать, затем — жена, потом — лагерь и Бернар, а теперь еще и Элен с Аньес. Всю жизнь тюрьма да надсмотрщики. Убежав отсюда, я окажусь в мрачном городе, по улицам которого ходят немцы и полицейские.