Замок в Гранаде - страница 9

— Не выйдет! Раз уж вы вернулись, больше я вас не отпущу. — И Джефф рассмеялся.

Моника заглянула в его глаза. В них светилось что-то такое, от чего ее сердце учащенно забилось. Чтобы как-то отвлечься, Моника взяла со стола несколько листков исписанной бумаги.

— У вас красивый и понятный почерк, Джефф. Думаю, у меня не будет никаких проблем…

— Если не сможете разобрать мои исправления, спрашивайте. Я всегда найду для вас время.

— Это радует. — К Монике вернулось самообладание. — Мне начать прямо сейчас? Наверное, нужно сначала справиться с пробным заданием?

— Нет, Моника. Сейчас я отвезу вас обратно к донье Люсии. Мы начнем… Да, мы начнем утром.

Войдя в свою комнату, Моника застала там прелестную девушку. Встреча была неожиданной.

— Кто вы? — первой пришла в себя Моника.

— Мария, — ответила девушка. — Я дочь доньи Люсии. А вы — сеньорита Стивенсон? — Она протянула Монике руку. — Добро пожаловать, сеньорита.

— Большое спасибо. Вы… что-то хотели?

— Я? — В темных глазах мелькнула вспышка гнева. — Вы думаете, я хочу обокрасть вас?

— Нет, конечно же, нет, — поспешила ответить Моника. — Я просто не знаю, что вы искали.

— Я принесла цветы. Хотела поставить в вазу.

Только сейчас Моника заметила розы.

— Боже мой, они прекрасны! — Она подошла к вазе и вдохнула аромат цветов. Потом повернулась к девушке, сгорая от стыда. — Пожалуйста, простите меня, Мария. Я не хотела вас обидеть. Я…

— Ничего страшного, сеньорита, — испанский темперамент, — рассмеялась Мария, и Монику поразила красота этой девушки. Но, несмотря на смех, глаза Марии оставались печальными.

— Зовите меня просто Моника.

— А меня просто Мария.

Теперь обе девушки улыбнулись.

Мария вышла, а Моника распаковала вещи и повесила в шкаф одежду. Потом подошла к распахнутому окну и глубоко вдохнула напоенный ароматами цветов воздух.

Когда она спустилась к ужину, то сразу же увидела, как постаралась донья Люсия, явив испанское гостеприимство со всей щедростью души. Она поставила на стол свою лучшую посуду, а сама была в нарядном платье. Еда была удивительно вкусной. Рыба, овощи, какие-то доселе неизвестные Монике специи — настоящая народная кулинария. Ни в одном дорогом ресторане Моника никогда не ела ничего подобного.

После ужина донья Люсия отказалась от помощи Марии и Моники и отправилась мыть посуду. Девушки остались вдвоем.

— А ты долго будешь работать у сеньора Хантера? — спросила Мария.

— Не знаю. Как получится, Мария.

— Я так рада тебе.

— Правда, Мария? — Монику очень тронули эти простые слова. — А в деревне еще есть молодежь?

— Несколько человек… — Мария запнулась, будто что-то мешало ей говорить свободно, и Моника перевела беседу в другое русло, всегда привлекающее всех девушек на свете: о стиле в одежде, о том, что считается красивым и некрасивым, о моде и народных традициях.

Проснулась Моника рано утром.

— Хорошо спали, сеньорита? — поинтересовалась донья Люсия, ставя перед Моникой чашку горячего шоколада и тарелку с запеченными в тесте фруктами.

— Восхитительно! — ответила Моника, делая глоток горячего напитка. — Где Мария? — спросила она.

— Ушла в школу.

— Так рано?

Донья Люсия кивнула:

— Чтобы подготовиться к урокам. — Она немного помолчала, задумавшись о чем-то. — Мария много работает. Нам приходится экономить на самом необходимом.

Ранее Моника понятия не имела о тяготах деревенской жизни, поэтому смутилась. Она приняла предложение Джеффа поработать, чтобы успокоить совесть и заполнить пустоту в своей жизни. Для нее это было всего лишь приключением, чем-то новым и необычным в ее благополучной жизни, превратившейся в сплошное развлечение. Досуг обретает смысл, когда у тебя есть работа, а если вся жизнь — бесконечный отдых… от чего? И зачем? А Мария и ее мать вынуждены во всем себе отказывать. Будем надеяться, что арендная плата за жилье хоть немного облегчит им жизнь.

Джефф вышел из машины, распахнул дверцу со стороны Моники и протянул ей руку. Прикоснувшись к его крепкому запястью, Моника вдруг ощутила странную дрожь во всем теле. Почему он ее не отпускает? Моника взглянула на Джеффа снизу вверх, и ее пронзил его взгляд, в котором блеснуло восхищение и еще что-то, что совсем не настраивало на работу.