Замок в лунном свете - страница 8

— А как выглядит мой отец?

— Высокий, худой, немного сутулый… Редкие седые волосы…

— Вы ничего не забыли?

Машина миновала каменную арку ворот. Начиналась территория «Хогенциннена».

— Что именно?

Я нервно рассмеялась.

— Глаза! Светло-голубые, водянистые. Взгляд, неизменно направленный в сторону. Красные прожилки по всему лицу. Даже в лучшие минуты можно было с уверенностью сказать…

Я отвернулась, оборвав себя на полуслове. Воспоминания возвращались, медленно и неотвратимо. Справа и слева тянулись высокие кусты акаций. Скоро покажется озеро… Нет, озеро должно находиться за домом.

Послышался лай собак.

— Нелишним будет напомнить, — сказал Эндрюс, — что миссис Томас не любит, когда собаку пускают в дом. Впрочем, это относится к любой живности.

Откуда-то из глубин памяти возник крошечный котенок, свернувшийся у меня на руках… И бабушка, сердито поднимающая его хищными костистыми пальцами: «Сколько раз повторять — не смей приносить это в дом!»

Было ли мне тогда восемь лет? Или тринадцать?

Из-за поворота вынырнула темная громада особняка. Угрюмые башни, хмурые провалы окон. Ни огонька… Словно во мраке ночи поднялась еще одна тень.

Эндрюс затормозил перед парадным входом.

— О вещах не беспокойтесь. Я отнесу их в дом.

Из темноты выбежали собаки и с громким лаем остановились на дорожке, не решаясь переступить полукруг, очерченный светом фар; рядом с двумя огромными псами смешно подпрыгивала и виляла хвостом такса. Боже! Как мне передать ту радость, что охватила меня, когда я разглядела черную морду одной из овчарок.

Руки сами толкнули дверцу. Собаки перестали лаять и настороженно смотрели, как я выбираюсь из машины. Казалось, они не узнали меня. Однако уже в следующее мгновение Барон был у моих ног, скулил, вилял хвостом.

— Ну-ну, полно, Барон. Место!

Обезумев от счастья, он не слушал моих команд. Мне пришлось опуститься на колени и крепко обнять его шею. Подошедший Эндрюс подал мне сверток с остатками ужина, который нам завернули в придорожном кафе. Трудно описать чувства, владевшие мной в эту минуту. Мой пес ел из моих рук, благодарно облизывал пальцы и тихо ворчал.

— Морин! — послышался окрик из открытых дверей. Незнакомый женский голос. — Что ты сидишь под дождем?

Я быстро поднялась с колен.

— Иду, бабушка.

Превозмогая внезапную робость, я направилась к дверям. Барон бежал следом за мной, тыкался холодным носом в ладонь.

— Дэвид, оставьте чемодан в прихожей и выгоните из дома эту мокрую псину! — застывшая в дверях женщина поморщилась. Обняв меня, она коснулась сухими губами щеки. Отстранившись, обвела меня холодным, оценивающим взглядом.

— Боже мой, ты вся промокла, Морин! Сейчас же раздевайся и снимай туфли, не то запачкаешь весь ковер! — Повернувшись спиной, она равнодушным тоном добавила: — Я жду тебя в библиотеке.

Эндрюс вытолкал упирающегося Барона на улицу и закрыл за ним дверь. Слышно было, как пес скулит и царапается, пытаясь вернуться. Перехватив мой взгляд, Эндрюс извиняюще развел руками.

— Не беспокойтесь, мисс Томас. Обычно он спит у меня вместе с остальными псами.

Он деловито помог мне снять намокшее пальто, открыл платяной шкаф. Я сбросила туфли и смущенно стояла посреди огромной прихожей, не зная, что делать дальше.

— Вещи из вашей нью-йоркской квартиры лежат в спальне наверху, — сообщил Эндрюс.

Я кивнула. В этот момент меня занимали совсем другие проблемы. Белая таблетка? Нет, пока не нужно. Но сигарета не помешала бы…

Я вспомнила про пачку, подаренную в ресторане, украдкой нащупала ее сквозь кожаный бок сумки.

— Спасибо, мистер Эндрюс. Вы были так внимательны.

— Ну, что вы… — теперь он был в смущении. Хотел что-то сказать, но только махнул рукой и пошел к двери. На пороге остановился, помедлил, словно раздумывая, прежде чем выдавить из себя: — С возвращением в «Хогенциннен», мисс Томас!

Вот и приветствие! Правда, слегка запоздалое и из уст слуги.

Я осмотрелась. Доктор Джеймсон был прав, воспоминания возвращались. Постепенно я узнавала комнаты, обстановку, мелкие предметы. До боли знакомые и неприветливые.

В библиотеке ничего не изменилось. Рояль, клавиш которого давно не касалась рука; книжные шкафы с содержимым, погребенным под слоем пыли. Темная обивка стен придавала помещению строгий, почти суровый вид. В огромном камине тлели уголья; лампы под массивными абажурами отбрасывали больше теней, чем света.