Заморская Русь - страница 6
Семен со вздохами пожал плечами:
– В Охотском и на Камчатке много людей, побывавших за морем, всякое говорят… Да только все послухи и ни одного видальца. А Слободчиковых, – болезненно помотал головой и так смял морщинистое лицо, что бритый подбородок скрылся в усах, – и на Илиме, и в Якутском, и на Камчатке… Не разберешь, родня – не родня?
На Илиме пашенная деревня больше ста лет стоит: самые старые старики уже там родились. В Якутском – казаки, на Камчатке: и русичи, и коряки с ительменами… Говорят, якутский казак Федька Слободчиков пришел туда с первым отрядом, а под старость рукоположился в попы, крестил всех подряд, напринимал разных народов в свои крестные дети. Попробуй разберись теперь, откуда пришел Епифан, куда ушел? Наверное, и за морем наших много. Да только дальше ближних островов я не был. Не посылали, а бежать духа не хватило. Изверился! – простонал, опустив чубатую голову к столешнице. – Видать, судьба так завязана – вам, старикам, выпало радоваться и пить медовую брагу, а нам, с похмелья, – дохлебывать гущу! – Неверной рукой он чокнул краем своей чарки по окуловской, показывая, что хочет закончить смутный разговор, зевнул, поднял оловянные глаза к потолку, увидел Сысоя, чутко слушавшего и пристально наблюдавшего за ним. Плутоватая ухмылка мелькнула под драгунскими усами.
– Дай-ка нож, Трофимыч!
– Зачем? – сунул руку за голяшку дед Иван.
– Однако у племянника уши длинноваты, надо окоротить!
Сысой вздрогнул, пискнул и исчез, заползая за бабку Матрену. За столом засмеялись. Сысой понял, что дядька пошутил, стыдясь нечаянного испуга, снова пополз на край печи. Семен икнул, подобрел, покачиваясь, встал, протянул ему руку и резко отпрянул, затряс укушенным пальцем. Теперь рассмеялся Александр Петрович:
– Нашла коса на камень!.. Этот ушкуй еще и тебе покажет кузькину мать. Прочили его в преподобные, Феня до сороковин каждый день в церковь носила, Андроник причащал. Похоже, не помогло!
Семен протрезвел. Не зная, смеяться или сердиться, сел на прежнее место. Сысой снова выглянул, их взгляды встретились. И дядька вдруг подмигнул ему:
– Тоже, поди, в земле копаться не станешь? Топор за кушак, фузею на плечо – и айда искать счастья! – С болью тяжело доставшегося опыта, добавил: – Ведь нам с тобой подавай все сразу… Сколько у тебя, батя, скотины? – обернулся к отцу.
– Два десятка коней, коров столько же…
– Попробуй-ка походи за этой прорвой, – скривился Семен. – А Сысойка найдет землю, где работать не надо: молочны реки, кисельны берега, хлеб на деревьях…
Насмешка задела за живое отставного солдата, он поднял голову, сипло заспорил:
– А что? Откуда вышли, туда и придем. Близко уже!.. Боцман Иванов знал, где искать. Он грамотный был. И ты, внучок, учись читать.
Дед Александр глубоко зевнул, на выдохе, прерывисто и устало укорил служилых:
– Человеку от Бога велено добывать хлеб в поте лица своего. Кому даром достается, от того Отец Небесный отступился. А нечисть… – Дед перекрестился, слегка обернувшись к образам. – Заманит посулами, озолотит, а после посмеется: золото окажется дерьмом, а хлеб – камнем. По-другому не бывает! Чем тебе наша жизнь плоха? – с притерпевшейся тоской взглянул на Семена. – Самый главный, самый счастливый человек на земле – пашенный, божий человек.
– А как ему без служилых? – младший сын поднял непокорные глаза и расправил усы казанком указательного пальца. – Тут же обчистят и закабалят.
– Что правда, то правда, – примиряясь, снова зевнул дед Александр, мелко крестя бороду. – Без воинства никак нельзя. Купчишка откупится, дворянчик обасурманится, у мужика вся надежда на служилых… А вы и рады пятки чесать.
Завыло в трубе, заохало, заскрипела крыша. Дуло с востока на запад.
Дядька Семен оказывал Сысою особое внимание среди племянников, будто был с ним в сговоре.
– Печать на тебе вижу, – говорил, посмеиваясь. – Как и я, сбежишь от пашни. Будет – не будет тебе счастье… Уж как на роду писано, а долю найдешь. Только уходить надо с ружьем… Здесь нынче ружья делают хорошие, захожу в мангазейну – не налюбуюсь. А там, бывало, дадут ржавую дедовскую самоковку, а из нее с полусотни шагов в коня не попасть, куда уж себя защитить. Дыма да грохота там уже и медведи не боятся, не то что дикие люди.