Замужем за Буддой - страница 5

— Как насчет каши и молока? Похоже, тут еще и яйца есть.

Я изо всех сил старалась говорить спокойно, но на самом деле была растеряна и смущена. Ведь не каждое утро доводится просыпаться в компании совершенно постороннего человека и находить в кровати два использованных презерватива и кучу носовых платков — на ковре.

«Почему два презерватива?» — недоумевала я.

Мы сели завтракать. Парень помог мне нарезать дыню ломтиками. И при этом ни один из нас не произнес ни слова.

Понятия не имею, почему я сразу не попросила его уйти. Да еще и завтраком накормила. Черт! Даже для себя я и то частенько ленилась приготовить завтрак. Честно говоря, одной из причин нашей размолвки с Мудзу и взаимного охлаждения было мое полное нежелание и неумение готовить. А Мудзу — большой гурман. От обсуждения меню предстоящего обеда или ужина мы неминуемо переходили к дискуссиям о феминизме и постфеминизме — по этим вопросам нам никогда не удавалось достичь взаимопонимания. Как-то раз даже его бывшая жена заглянула к нам и попыталась научить меня готовить и правильно вести домашнее хозяйство, обретя в этом дзэн и оценив скрытую прелесть кухни. Эта красотка с пышными формами, огромной копной светлых волос и парой ребятишек, удачно вышедшая замуж за преуспевающего бизнесмена, была, казалось, совершенно счастлива оттого, что может полчаса постоять у плиты. Она назидательным тоном растолковывала мне, что любая женщина, не умеющая готовить, — форменная неудачница.

При мысли о Мудзу мне стало не по себе. Невольно захотелось, чтобы этот молодой человек бесследно испарился с моей кухни. Вот бы плиты пола вдруг раздвинулись, и он провалился в тартарары.

Я не могла смириться с мыслью, что между мной и Мудзу все кончено. Я вернулась в Шанхай, чтобы поработать над новой книгой. Было очевидно, что нам обоим нужно время, чтобы немного остыть и решить, продолжать ли прежние отношения или разрыв неизбежен, и впредь мы останемся только друзьями. И вот не прошло и двух недель со времени приезда в Шанхай, а у меня в постели уже другой мужчина. Я поневоле чувствовала себя виноватой перед Мудзу и корила себя за измену.

И неожиданно вспомнилась древняя китайская традиция: раньше вдова могла повторно выйти замуж лишь по истечении трех лет после смерти супруга. Ну, конечно, до вдовы Мудзу мне, слава богу, было пока далеко. На данный момент меня даже нельзя было назвать его любовницей. Но дело совсем не в этом. Беда в том, что я все еще любила его, и любила сильно.

Когда Мудзу не было рядом, я превращалась в пустую, мертвую куклу, в которую можно было вдохнуть жизнь только силой его любви. Я, словно утопающий в бескрайнем океане, безвольно плыла, отдавшись на волю волн, захлебываясь и онемев до бесчувствия, одна-одинешенька в равнодушном и призрачном мире…

Возможно, ночная интрижка с парнем из массажного салона — это наказанье, которому я себя подвергла за всепоглощающую привязанность к Мудзу. Любое увлечение такой силы — человеком или вещью — неизбежно грозит утратой или расставанием.

Я беспокойно металась по кухне и нервно курила. Аппетита как не бывало, даже думать о завтраке было противно. Я молча наблюдала, как парень уплетает кашу, наклонившись над миской. У него над верхней губой осталась тоненькая молочная полоска, отчего он казался еще больше похожим на ребенка.

Наконец, он собрался уходить. Я вздохнула с облегчением. Стоя на пороге, я нарочито равнодушно спросила:

— Слушай, а сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

Он одарил меня дружелюбной и беззаботной улыбкой, натянул куртку и сбежал вниз по лестнице. Я слышала топот удаляющихся шагов; потом наступила тишина.

На какое-то мгновение я застыла на пороге квартиры — непричесанная, в небрежно накинутом домашнем халате, насквозь пропитанная запахом недавнего секса — так и стояла с сигаретой во рту, уставившись на уже опустевшую лестницу. Господи, я затащила в постель пятнадцатилетнего мальчишку!

Сиэр многозначительно хмыкнула в телефонную трубку и поинтересовалась:

— Ну, как тебе секс с пятнадцатилетним? Недурно, а?

В ответ я только вздохнула и сокрушенно покачала головой.